Самые скандальные треугольники русской истории

Летом общение продолжается в известных местах средней полосы. И только тогда Люба узнает о Блоке главное. Он пишет стихи. И даже пытается их напечатать. Об этом он позже писал в своей автобиографии. «От полного незнания и неумения сообщаться с миром со мною случился анекдот, о котором я вспоминаю с удовольствием и благодарностью: как-то в дождливый осенний день (если не ошибаюсь, 1900 года) отправился я со стихами к старинному знакомому нашей семьи, Виктору Петровичу Острогорскому, теперь покойному. Он редактировал тогда «Мир Божий». Не говоря, кто меня к нему направил, я с волнением дал ему два маленьких стихотворения, внушенные Сирином, Алконостом и Гамаюном В. Васнецова. Пробежав стихи, он сказал: «Как вам не стыдно, молодой человек, заниматься этим, когда в университете Бог знает что творится!» – и выпроводил меня со свирепым добродушием. Тогда это было обидно, а теперь вспоминать об этом приятнее, чем обо многих позднейших похвалах».

Блок ошибся на год. Волнения и даже забастовка студентов и некоторых преподавателей случились в Петербургском университете в 1899 году. Сам поэт не принял в этом никакого участия, за что товарищи даже пытались подвергнуть его бойкоту. Вот всегда так. Сиюминутное кажется важнее вечного. Хотя великое стихотворение «Гамаюн» могло вполне сойти и за революционное.

На гладях бесконечных вод,

Закатом в пурпур облеченных,

Она вещает и поет,

Не в силах крыл поднять смятенных…

Вещает иго злых татар,

Вещает казней ряд кровавых,

И трус, и голод, и пожар,

Злодеев силу, гибель правых…

Предвечным ужасом объят,

Прекрасный лик горит любовью,

Но вещей правдою звучат

Уста, запекшиеся кровью!..

Первые подборки стихов Блока появились в журнале «Новый путь» и альманахе «Северные цветы» в 1903 году и моментально сделали имя поэта известным.

Но вернемся к странной любви. Александр и Любовь продолжали говорить о высоком, не допускать даже намеков на низкое, иногда держаться за руки. И переписываться, хотя жили в одном городе. Тонко организованному Блоку иногда было легче довериться бумаге, чем объясниться с глазу на глаз. Впрочем, он и на бумаге только все запутывал в их отношениях, избегая слова «любовь», хотя «Любовь» использовал постоянно. Занятно, что, несмотря на знакомство с детства, они оставались на «Вы». А самой Любови Дмитриевне, с одной стороны, льстили отношения с талантливым поэтом с большим будущим (это можно было уже почувствовать), с другой стороны, хотелось замуж. Или хотя бы поцеловаться, что ли…

7 ноября 1902 года они встретились в Дворянском собрании. Там бледный Александр сунул Любе записку. Оказалось, это его предсмертная записка. Он задумал самоубийство, но временно передумал. Что за причина? Невозможность вынести метафизическую тайну бытия? Или все-таки неразделенная любовь? Но это-то как раз она была готова разделить. В тот же вечер, когда он провожал ее на извозчике, они впервые по-настоящему поцеловались.

Как же все-таки богат спектр человеческих отношений. В следующей главе мужчина будет сидеть и ревниво прислушиваться, как в соседней комнате скрипит кровать под телами его возлюбленной и другого мужчины. А потом все дружно сядут пить чай. А здесь годами тянется прелюдия к первому поцелую.

Блок неосознанно формировал из реальной девушки нереальный образ своей мечты. А для поддержания физической формы бегал к проституткам.

Они начали встречаться и обниматься все почему-то больше в соборах – то в Исаакиевском, то в Казанском. Когда не было службы, там было удобно где-нибудь в уголке присесть и пошептаться о любви. Потом Блок надолго чем-то заболел, и между ними началась страстная переписка. Они перешли, наконец, на «ты», а в письмах он даже перешел на «Ты». И если в ее любовных посланиях чувства довольно понятны… «Долго ли мы еще не увидимся? Боже мой, как это тяжело и грустно! Я не в состоянии что-нибудь делать, все думаю, думаю без конца о тебе, все перечитываю твое письмо, твои стихи, я вся окружена ими, они мне поют про твою любовь…» То в его эпистоляриях какой-то любовный бред. «Ты Первая моя Тайна и Последняя Моя Надежда. Вся жизнь моя без изъятий принадлежит Тебе… Нужно выздороветь и «исполнить всякую правду», чтобы жить и дышать около Тебя, если Ты позволишь, и умереть, если Ты потребуешь…»

В начале декабря 1902 года Блок выздоравливает и снимает для встреч с Любой меблированную комнату на Серпуховской улице. Но намеченные встречи не происходят. Потому что Александр немедленно заболевает снова. Морочит голову? Похоже. Как раз в то время молодой поэт был принят в «Религиозно-философские собрания» Гиппиус и Мережковского. Мы-то знаем, что там сексуальных оргий не устраивали, но в свете говорили всякое, и Люба ревновала.