Самые скандальные треугольники русской истории

Начался интересный период в общении супругов. В труппе у Любы появился сердечный друг, актер Константин Давидовский. Она писала мужу, что без этого не обойтись, иначе ей, никогда прежде не работавшей, тяжело. И докладывала, не в подробностях, конечно, о том, как складывается ее история любви. А Блок рассказывал ей о том, как проводит время с Волоховой. В общем, он добился чего хотел – семья, но со свободными отношениями. Но все-таки семья. Практически заочная.

И все бы хорошо, да только Наталья весной его бросила. Почти без объяснений. И Блок снова в полной растерянности. «Отчего же не напиться…» – жалуется он в письмах жене и матери. Или «Напиваюсь ежевечерне, чувствую потребность уехать». И снова по привычному кругу – кабаки и бордели.

А Люба в это время наверстывает все упущенное с Давидовским. И ее переписка с Блоком напоминает переписку с Белым. То она пишет, что любит Сашу, то предлагает расстаться. И уже планирует поменять в афишах фамилию Блок на Менделеева. Весной 1908 года в Киеве Мейерхольд распускает труппу, но часть ее вновь собирается под другим руководством и отправляется гастролировать на Кавказ. Люба в числе гастролеров.

А одинокий, всеми брошенный Блок летом оказывается в Шахматово. Поэт в общем-то как профессионал никогда не страдал отсутствием вдохновения. Но иногда писалось особенно, как Пушкину в Болдино. Постепенно складывается особенно любимый хрестоматиями советских времен цикл «На поле Куликовом». О России, о русской истории, сдобренный цитатами из Владимира Соловьева, – героический цикл, как нам он известен сегодня. С самой цитируемой строфой:

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль…

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль…

Прямым подражанием выглядят здесь прославленные стихи Николая Добронравова, положенные на музыку его женой; песня украшала многие сборища комсомола.

И вновь продолжается бой,

И сердцу тревожно в груди,

И Ленин такой молодой…

Как удивились бы энтузиасты-комсомольцы, узнав, что автор это свое Куликово поле видел первоначально как лирик, и романтика боя у него ассоциировалась со сражением за сердце то ли Любы, то ли Натальи, то ли еще какого-то его увлечения. И та строфа в черновике выглядит так:

И вечно бой! И вечно будет сниться

Наш мирный дом.

Но – где же он? Подруга! Чаровница!

Мы не дойдем?

Нежная переписка Александра и Любови продолжается. И все чаще в ее письмах попадаются нотки покаяния, недовольства собой, желания бросить сцену и хоть как-нибудь снова зажить семьей. Она не намекает, а он не догадывается. Наконец в июле Любовь Дмитриевна приезжает в Шахматово и признается – у нее будет ребенок от Давидовского. И Блок воспринимает эту новость с радостью.

Никуда не деться от природы. В каждом мужчине, не говоря уже о женщине, таится желание продолжения рода. И Блок не исключение. Раз уж в их странном союзе это продолжение не получается прямым путем, пусть получается окольным. А уж матушка Александра Андреевна в Ревеле как обрадовалась!

Осенью супруги вернулись в Петербург, и на их отношениях интересное положение Любы никак особенно не сказалось. Блок продолжил свои загулы, перемежая их сочинительством. Ко всем грехам добавилось и его активное участие в «Религиозно-философских собраниях» у Мережковских. Любовь ждет ребенка, а Блок рожает одну мрачность.

Я пригвожден к трактирной стойке.

Я пьян давно. Мне – все равно.

Вон счастие мое – на тройке

В сребристый дым унесено…

2 февраля 1909 года происходит обыкновенное событие и редкое чудо в истории всех расчерчиваемых в этой книге любовных треугольников. Его участница производит на свет ребенка. Мальчика, нареченного Блоком в честь отца своей жены Дмитрием. Александр Александрович сразу признает ребенка своим. И как в наказание за существование этой нелюдской семьи роды проходят очень тяжело, ребенка тянут щипцами, мальчик очень болезнен. Через восемь дней он умирает. А тетушка Мария Андреевна замечает в своем дневнике о племяннике: «Он как будто успокоился этой смертью, может быть, хорошо, что умер этот непрошенный крошка… Люба, по-видимому, успокоилась».