В нидерландском городе Лейдене городские власти в мыслях об украшении своего населенного пункта задумали поставить памятники разным поэтам. И справедливо решили, что их задумчивые или незадумчивые фигуры не главное в памяти о них. Главное – стихи. И укрепили на стенах домов большущими бронзовыми буквами самые знаменитые их строки на языке оригинала. Одну из стен украшает:
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь – начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Дата написания этого памятника пессимизму 10 октября 1912 года. Осень в наших краях такая тоскливая. Одного Пушкина и вдохновляла.
В жизни всех главных творческих участников треугольников этой книги Некрасова, Мережковского, Блока, Маяковского, Бабеля наступал в определенный момент жизни какой-то надлом, какая-то душевная смерть, после чего все созданное ими хоть и оставалось прекрасным, но как-то не радовало ни их самих, ни читателей.
Что за буддизм такой в строчке «Умрешь – начнешь опять сначала»? Такое впечатление, что Блок душевно, мистически умер вместе с реальной смертью своего-чужого ребенка. С 1909 года тема смерти становится в его стихах просто навязчивой.А виноградные пустыни,
Дома и люди – всё гроба.
Лишь медь торжественной латыни
Поет на плитах, как труба…
Или:
Иль в ночь на Пасху, над Невою,
Под ветром, в стужу, в ледоход —
Старуха нищая клюкою
Мой труп спокойный шевельнет?
Или:
Как тяжело ходить среди людей
И притворяться непогибшим
И об игре трагических страстей
Повествовать еще не жившим.
После смерти ребенка Блок с Любой отправляются в путешествие. Свадебного у них не было, получилось как бы посмертное. Есть деньги, есть слава, но ничего не радует – ни Италия, ни Германия. А вино все больше заменяет Александру продажных женщин. При этом в 1909 году ему исполняется только 29 лет! Чужие смерти, лишь печальные происшествия в жизни здорового человека, в жизни Блока становятся особенно значимыми. А они следуют одна за другой. В ноябре 1909-го умирает его отец Александр Львович Блок. Между прочим, оставив сыну большое наследство. В 1910-м следуют смерти близкой знакомой Веры Комиссаржевской, духовно близкого художника Михаила Врубеля, просто великого Льва Толстого. И на каждую он откликается стихами, чего раньше за ним не водилось.
Можно предположить, что душевным нездоровьем Александра Блока объясняются и странности в его прежнем поведении, и общий пессимистический настрой его последних 10–12 годов жизни. Для выдающихся представителей творческих профессий разной степени психические отклонения, синдромы, заболевания – норма. Советский, а впоследствии израильский психиатр Олег Виленский однажды провел и опубликовал интересное исследование. По описаниям современников, по анализу текстов, живописных и музыкальных произведений он поставил диагноз целому ряду великих творцов.
В этом смысле можно занять непримиримую позицию, как ее занимало советское литературоведение и искусствоведение: сумасшедший может творить только бессмыслицу, сочинять какофонии, рисовать мазню. Хотя любое новое слово в творчестве вызывает именно такое отторжение нормальным ненормального. Шостаковича обвиняли, что он пишет сумбур вместо музыки, первые картины абстракционистов воспринимали именно как мазню. Поэт Велимир Хлебников был откровенным сумасшедшим и неоднократно лечился в клиниках, сочинял про каких-то «зинзиверов из Никудавля». Но всякий мало-мальски понимающий поэзию человек признает, что это прекрасные стихи, что гениальность может выглядеть и так.
Но чаще заболевания великих творцов носили частичный характер, отражались как странности, как свойства личности. Порой они и придавали ту особинку, неповторимость, которые делали гениев столь разными. Порой они и губили гениев, как погубила Пушкина патологическая ревность в ситуации, которую можно было разрешить без дуэли. Маяковский панически боялся микробов, Гоголь – женщин, Гончаров пытался судиться с Тургеневым, беспочвенно обвиняя его в плагиате. И так далее. Короче – все пациенты, и Блок не исключение.