Но наступление Польши замедлилось. На советский Западный фронт под командованием Михаила Тухачевского были переброшены крупные силы, в том и числе и знаменитая Первая конная армия с прикомандированным к ней Исааком Бабелем. Красная армия 12 июня отбила Киев и перешла в решительное наступление. Поляки отступали по всем фронтам. На волне энтузиазма как раз в это время поэт Анатолий Д’Актиль написал на музыку Дмитрия Покрасса стихи к «Маршу буденовцев», где были слова «Даешь Варшаву, дашь Берлин!». Ведь многие большевики надеялись, что наша Гражданская война еще может перерасти в мировую революцию. И передовые части Красной армии в июле 1920 года действительно чуть не взяли польскую столицу. Но тут случилось неожиданное, вошедшее в историю как «Чудо на Висле». Польские войска сумели сконцентрироваться и решительно отбросить красных. В октябре между советской Россией и Польшей было достигнуто перемирие. Лихая война, ведшаяся с огромной жестокостью, стоившая обеим сторонам огромных жертв, особенно среди мирного населения, закончилась ничем. Об этой войне с точки зрения ее обычного участника, но не как коммунистического агитатора, а как стороннего наблюдателя и повествует цикл рассказов Исаака Бабеля «Конармия».
Создавать его писатель начал, по всей видимости, еще на фронте. Потом он поселился с женой в Одессе. Работал в Одесском губернском комитете партии (не будучи партийным). Затем был выпускающим редактором типографии, работал корреспондентом нескольких украинских газет и одной грузинской, для чего на короткое время переехал в Тифлис. И если журналистская рутина — статьи, репортажи, очерки, интервью делались им быстро, то проза выходила из-под его пера страшно медленно.
В воспоминаниях о нем существуют расхождения там, где описывается творческий метод писателя. Константин Паустовский писал, что в Одессе Бабель как-то показал ему огромную кипу исписанных листков бумаги. Паустовский решил, что это роман. Но оказалось, что это тридцать с лишним вариантов одного рассказа, занимающего в книге всего пару страниц. Последняя жена Бабеля Антонина Пирожкова вспоминала, что вариантов писатель не оставлял. Он писал практически сразу набело, но к каждому слову подходил очень тщательно, обдумывая его, бывало, подолгу и ограничивая иногда свой литературный рабочий день в буквальном смысле одним словом.
Почти за двадцать лет творческой жизни Бабелем создано, в общем, очень мало. А увидено, продумано, записано очень много. Таков человек, таков метод. «У меня нет воображения… — сказал однажды Бабель Паустовскому. — Я говорю это совершенно серьезно. Я не умею выдумывать. Я должен знать всё до последней прожилки, иначе я ничего не смогу написать. На моем щите вырезан девиз: „Подлинность!“ Поэтому я так медленно и мало пишу. Мне очень трудно. После каждого рассказа я старею на несколько лет. Какое там, к черту, моцартианство, веселье над рукописью и легкий бег воображения! (…) Нужны цепкие пальцы и веревочные нервы, чтобы отрывать от своей прозы, с кровью иной раз, самые любимые тобой, но лишние куски». Как и почти всю информацию о его жизни, эти слова писателя можно поставить под сомнение. Как это у него нет воображения?
Первые рассказы были напечатаны в московском литературном журнале Маяковского «Леф» в 1923 году. Публикации продолжались также в журнале «Красная новь». В 1926 году сборник «Конармия» вышел отдельной книжкой.
Его конармейские рассказы «Переход через Збруч», «Смерть Долгушова», «Афонька Бида», «Комбриг два» и другие без преувеличения произвели сенсацию среди советской читающей публики. Надо заметить, что тогда в СССР существовала относительная экономическая свобода (НЭП) и столь же относительная свобода слова, которая зачастую сводилась к спорам «Леф» и РАПП, в какой степени писатели должны отражать в своем творчестве политику правящей и единственной коммунистической партии. Тем не менее существовала еще разная литература, в том числе и русская зарубежная, которая попадала в страну без особенных препон. Талантливые молодые писатели — Михаил Зощенко, Леонид Леонов, Борис Пильняк, Борис Пастернак и другие позволяли себе творить без оглядки на идеологические установки ЦК ВКП(б) или партийных литературных критиков. К ним прибавился и Исаак Бабель.