Учитывая ограниченность данных имеющихся межкультурных исследований, мое объяснение происхождения эффекта владения остается лишь предположением. Причина того, что наши знания так неполны, в том, что экономисты и психологи, изучающие людей Запада, десятилетиями простодушно считали, что фиксируют некоторую общую черту психологии нашего вида, а не локальную когнитивную настройку, соответствующую институтам, языку и технологиям данного общества. Как и результаты многих других психологических наблюдений, выраженность эффекта владения варьирует от максимальных значений в обществах Запада до полного отсутствия у ведущих традиционный образ жизни хадза.
Прежде чем завершить эту главу, я должен сделать одно признание. Как и в случае с эффектом владения, представленные здесь идеи более спекулятивны, чем в предыдущих главах, и, хотя у нас есть немало подтверждающих их сведений, зачастую эти сведения фрагментарны, а некоторые ключевые выводы основаны лишь на одном исследовании. Эти исследования, проведенные такими первопроходцами, как Майк Гурвен и Корен Апичелла, отличаются высочайшим качеством, но все же они единичны и порой касаются только одной популяции. В предшествующих главах я обычно приводил по нескольку согласованных массивов данных, полученных разными исследователями на больших выборках из нескольких обществ. Пожалуйста, учитывайте это при определении степени своего доверия к этим выводам.
Огромен, но насколько?
Общая идея этой книги заключается в том, что наше сознание адаптируется к институциональным и технологическим условиям путем культурной эволюции, зачастую длящейся веками. Чтобы понять психологию людей Запада, нам надо рассмотреть все более индивидуалистический мир, который во II тыс. н. э. начал складываться в некоторых регионах Европы. Для того чтобы привести примеры психологических моделей, возникших в ходе этого процесса, мы сосредоточились в этой главе на двух взаимосвязанных наборах характеристик; один из них касается того, как мы думаем о времени, труде, пунктуальности и терпении, а второй включает в себя структуру личности человека Запада, его диспозиционализм и основополагающую роль унитарного «я». В период Высокого и позднего Средневековья все больше европейских сообществ начали менять свои представления о времени и деньгах, а также свое отношение к труду, работе и эффективности. Со снижением важности отношений и основанных на родстве институтов все большее значение приобретала личная репутация, строящаяся на основе эффективности, самоконтроля, терпеливости и пунктуальности. Добровольные организации, такие как гильдии, монастыри и города, вырабатывали стимулы, поощрявшие эти качества, и прививали их своим членам, чтобы формировать собственный состав, отличающий их от других групп. Люди все больше верили, что эти качества не безразличны Богу или, по крайней мере, что обладание ими свидетельствует о Его благосклонности. Это стало важным компонентом новых протестантских верований. По мере роста городов, расширения рынков и распространения добровольных объединений люди все чаще выбирали социальные ниши и профессиональные специализации, наиболее соответствующие их свойствам. Затем они продолжали приспосабливать и оттачивать эти сырые склонности, таланты и способности, чтобы наилучшим образом устроиться в избранных ими нишах. Этот процесс менял структуру личности, дав нам «пятерку Запада» и закрепив центральное значение личных склонностей по сравнению с контекстом и отношениями.
На протяжении частей II и III этой книги мы исследовали возникновение и эволюцию некоторых основных аспектов психологии людей Запада. Однако есть все основания полагать, что психологическое разнообразие, которое мы наблюдали, представляет собой лишь малую часть общемирового разнообразия. Более того, объясняя некоторые из этих психологических различий, я рассматривал влияние и взаимодействие основанных на родстве институтов, обезличенных рынков, войн, благотворной межгрупповой конкуренции и профессиональной специализации. Все это, вероятно, составляет лишь малую долю бесчисленных способов, которыми культурная эволюция формировала мозг и психологические особенности людей в качестве реакции на различные институты, религии, технологии, экологические условия и языки. Пока мы всего лишь окунули голову под воду и осмотрелись. Этот психологический айсберг, несомненно, огромен, но насколько именно и как глубоко он уходит в мутные глубины — мы сказать не можем.
Часть IV. Рождение современного мира
12. Право, наука и религия
Кажется, что судьба Америки была предопределена тем первым ступившим на ее берег пуританином, так же как судьба человечества была предопределена первым человеком{11}