Самые страшные каникулы

Из затылка чудища торчали лапы, большие и маленькие, а еще в затылке были разноцветные глазенки, которые то и дело ехидно подмигивали Пашке, словно говоря: «А все, тебе копец, меня не остановить!»

Но Пашка пытался, честно, пытался! Выкручивал ему лапы, пинал так, что чуть ноги не вывихнул, но чудище, упав на четвереньки и мерзко воняя, перло и перло вперед что есть мочи.

Да, это было страшно. Страшным было собственное бессилие! Но Пашка знал: самое ужасное начнется, если чудище раскроет свой горб.

В горбе жил Черный Смрад.

«Зачем я это сделал?! — думал Пашка сквозь злые слезы. — Хотел героем себя показать! Дурак… Погибну ведь! Уже и сил нет!»

Чудище мчалось все быстрей.

Пашка знал: если не остановит его — погибнет!

Пашка знал, что не остановит его и погибнет…

И вот обрыв! Чудище, радостно взрыкнув, рванулось вперед. Пашка спрыгнул с его загривка, надеясь, что свалится в реку и, может, утонет, не будет мучиться перед смертью, однако горб чудища раскрылся, и Черный Смрад вырвался на волю. Ужасная, невыносимая, отнимающая дыхание, убивающая сознание, губительная вонь разлилась вокруг…

И в этот страшный миг, когда Пашка снова переживал гибель всего мира и свою собственную, он слышал далекий ласковый смех, и призывный голос, и радостный утренний гомон вокруг — и решался открыть глаза.

И понимал, что это всего лишь сон.

Сон, который пришел и ушел. И снова придет, и снова уйдет.

Уйдет!

Пашка вскакивал, бежал к друзьям. День проходил в хлопотах или играх, и только вечером, укладываясь спать, Пашка сжимался в дрожащий комочек в ожидании страшного сна и пытался понять — почему все это снится ему? Почему?..

* * *

Немедленно спасительная логика вновь пришла Валерке на помощь. Юран отлично знал нравы местного населения, которое готово спереть все, что плохо лежит, а потому снял весла или мотор и унес с собой.

К сожалению, логика тупо молчала в ответ на вопрос, почему Валерка не слышал ни звука из этого довольно шумного процесса. И так же он не слышал, как рокотал мотор или шлепали весла, пока Юран плыл по реке… Может, Валерка на то время оглох?!

Вдруг невдалеке на берегу захрустела галька.

Валерка всполошенно оглянулся. А что, если это возвращается Юран? Почему-то встречаться с ним не слишком хотелось…

Однако на причал поднялась какая-то девчонка. На ней болтался поношенный серый плащ, такой длинный, что приходилось подбирать его полы. Явно с чужого плеча. Вокруг реяли клочья тумана… Девчонка посмотрела на Валерку и сказала одобрительно:

— А ты молодец!

— В смысле?

— Я видела, как ты чалку в воду бросил и лодку оттолкнул, — пояснила девчонка. — Только это бесполезно, она все равно вернется.

— Откуда ты знаешь? Тоже сбрасывала, что ли?

— Было дело! — усмехнулась она.

— А почему лодка возвращается?

— Не знаю, — сказала девчонка.

— А она чья?

Девчонка пожала плечами:

— Да не знаю я! Но я ее ненавижу. Мне кажется, она на меня смотрит. То один глаз откроет, то другой.

— Да брось, они же нарисованные, эти глаза!

— Ну и что? — Девчонка неуступчиво насупила брови, которые казались проведенными тонкой кисточкой. — Все равно лодка смотрит!

Зябко ежась, она плотней завернулась в плащ. Но он был без пуговиц, и Валерка видел, что под этим старым плащом на девчонке надето линялое ситцевое платьишко, куцее и короткое, едва прикрывающее загорелые ноги.

Ноги были тощие и длинные, исцарапанные, в синяках. Видимо, им, по воле хозяйки, приходилось вести бурную и нелегкую жизнь.

Судя по всему, хозяйка ног была совершенной пофигисткой. Ни одна из знакомых Валерке девчонок — ни из его класса или школы, ни из его дома, ни из виденных на улице в Нижнем Новгороде и даже в Городишке — не вышла бы на улицу в таком затрапезном виде.

Плащ без пуговиц и линялое платье — это еще не все! На босу ногу были надеты кроссовки, убитые до такой степени, что невозможно даже понять, какого цвета они были раньше. Задники, конечно, стоптаны так, что кроссовки превратились в некое подобие шлепанцев. О шнурках, разумеется, и речи не шло, причем уже давно.

Черные кудрявые девчонкины волосы были, правда, заплетены в две косички, но произошло это, такое ощущение, во времена незапамятные, и с тех пор она их явно ни разу не перезаплетала и не расчесывала, так что кудряшки ее превратились в кудлы.

Мордашка была замурзанная и неумытая. И при этом — несмотря ни на что! — девчонка оказалась ужасно хорошенькой. Умылась бы, приоделась — и хоть сейчас на школьный конкурс красоты! Или даже на городской. «Мисс Городишко — 2014».

Валерка невольно хихикнул.

Любая другая девчонка обиделась бы. Конечно обидно! Человек ее разглядывал-разглядывал — да вдруг засмеялся. А эта будто и не заметила ничего, только моргнула своими огромными черными-пречерными глазами, окруженными длинными, загнутыми, кукольными ресницами, и сказала:

— Будешь мокрый стоять — простудишься. Пошли.

Повернулась и быстро побежала по причалу. Спрыгнула на гальку — и тотчас пропала из виду. Валерка услышал ее торопливые удаляющиеся шаги — и вдруг испугался.