Федя обернулся, побагровел, а потом кинулся в канцелярию, уже бегом. Оттуда через минуту выскочили сразу три командира: Федя, наш ротный и замполит с веревкой в руках. Он любил при стычках с Военными строителями, особенно с пьяными, сразу связывать их. Не буду долго расписывать, что было потом. Короче, раскидал Лукаш всех троих и со словами: «Загребетесь вы меня связывать!» – лег спать. Да, забыл сказать, он был крепко поддавший в тот вечер. Водки купить у нас в лесу, да еще в приграничной зоне, было негде, ко водители лесовозов приторговывали ею.
Продавали солдатам по десять рублей за бутылку при стоимости в магазине 4, 12.
Похмелье было тяжким. С утра Саня вспомнил, что он натворил с вечера. Е-мое, это ж губой не отделаешься, тут дисбатом пахнет. А это не губа, игрушки кончились.
Сразу после подъема его вызвали в канцелярию. Там сидела вчерашняя троица командиров, что хотела давеча связать его. И ему торжественно объявили пять суток ареста. При этом замполит добавил, что на губе ему обеспечен ДП. Доппаек то есть, в смысле – на губе еще несколько суток добавят. И после завтрака Саня стал собираться на губу: теплые суконные портянки, потом валенки, шинель поверх телогрейки, теплые рукавицы, поверх них – брезентовые, рабочие. Морозы тогда стояли под тридцать – сорок, а на губе почти не топили, одна тоненькая дюймовая труба с отоплением на всю камеру, на ней часто портянки сушат. А то и стекло в зарешеченной форточке часто выбито, губари нарочно не вставляют, чтоб служба медом не казалась.
После завтрака ротный подъехал на ЗИЛ-130 к казарме, где построились на работу военные строители, и громко крикнул:
– Лукашев, в машину!
Перед этим замполит созвонился с губой, узнавал, есть ли места для посадки. А то могли и обратно завернуть, как это было со мной летом, за полгода до того. Впрочем, отвлекся.
Примерно в тридцати километрах от Хапы, ближе к поселку Тунгозеро, им навстречу попался «уазик» с начальником леспромкомбината полковником Х…м. Выглядел он как Настоящий Полковник: весом в полтора центнера, кулаки как огромные гири, голос его напоминал рев паровоза, а голенища его сапог были разрезаны, иначе их было не надеть на ноги. Его водитель Ласин рассказывал, что когда в уазике сидел X., то машина даже не подпрыгивала на кочках.
Полковник махнул рукой, чтобы ЗИЛ остановился. Из ЗИЛа выскочил ротный и подбежал к полковнику с докладом:
– Та-рщ п-лк-вн-к, везу арестованного на гауптвахту!
– Кого? – спросил только полковник, глядя на ротного мутным взглядом.
– Военный строитель Лукашев.
– Ты че, глухой? Я тебя, мудак, спрашиваю: КОГО везешь?
– Тракторист он, – сообразил наконец ротный, чего от него хотят.
Полковник сначала побагровел, а потом заревел, как буксир в тумане:
– Что-о-о???!!! Саботаж!!! Да я тебя… сопляка… в дерьмо сотру!!! Комбинат план не выполняет, а он!.. Тракториста… отрывать от производства… расстреляю тебя, мерзавца! Стране нужны герои, а рождаются дураки… такие, как ты! Ах ты… продукт аборта… А ну, сюда этого военного строителя!
Из кузова вылез Лукаш и подошел. Приосанясь, насколько это возможно при его комплекции, полковник выдал свое командирское решение:
– В лес его! Пусть честным трудом искупает свою вину.
И Саню на том же ЗИЛе отвезли на делянку, прямо к его трактору.
И Саня служил дальше. Только снова переметнулся к «ссученным». Он стал заместителем командира взвода – «замком», сержантом. Такое положение давало ему массу привилегий. На дисциплину можно забить уже официально – командиру положено. Можно безнаказанно выпивать, а главное – это давало ему почти неограниченную власть над солдатами. Теперь уж можно было вволю орать на них, бить, измываться. Под предлогом укрепления дисциплины. Работал он, правда, отлично, потому претензий к нему быть не могло.
И вот как-то летом 81-го, через полгода после этого случая, случилось ЧП. Мы стояли тогда на вахте возле дороги на Калевалу, лес валили. Как-то вечером Саня со товарищи свалил на МАЗе в самоволку, в поселок Кепа. Замполит догнал их на «летучке», потребовал вернуться. Они его отметелили, скинули в подсад (кювет) и поехали дальше же на двух машинах.
Саня получил тогда четыре года. Те, кто был с ним, тоже сели.
Как говорится, награда нашла героя.
БУНТ
Так бывает – стечение нескольких несчастливых обстоятельств подряд. А в результате, как говорит один мой знакомый, «море крови, гора костей». Вот наложилось на общий неблагоприятный фон червивое мясо на эскадренном броненосце «Князь Потемкин-Таврический» – и пожалте, известное восстание, с жертвами, с выкидыванием офицеров за борт и прочими нехорошими вещами. Видно, командиры должны владеть искусством распознавать такое катастрофическое нарастание неблагоприятностей, чтобы предотвратить их неуправляемое развитие, бунт. А нет бы сказать потемкинским командирам: