Самые страшные войска

Мы пулей влетели в кабину МАЗа, баба метнула вдогонку нам дрыном, который влетел в центральную стойку лобового стекла, к счастью, ничего не разбил. Мужик, размазывая кровь с разбитого лица, обидно захохотал. Я включил вторую передачу и мы позорно бежали с поля боя. Через некоторое время сообразили, что едем не туда, проскочили поворот на Калевалу. Развернулись и снова проехали место нашего разгрома. Баба причитала и хлопотала вокруг мужика, а тот соколом смотрел вокруг, словно это он спас жену от побоев. Нам он погрозил кулаком, дескать: "Получили? Ещё хотите?"

– Чтоб я ещё когда вмешивался в семейные разборки, – вздохнул Серёга, – да пусть бы он лучше её убил!

– Кто их поймёт, этих баб! – поддакнул я сочувственно. – Спина сильно болит?

– Да уж, врезала она мне от души.

Но мысль о водке и еде продолжала сверлить меня неотступно. И я начал осторожно:

– А может водочки тяпнем по чуть-чуть? Такое дело, паньмайшь, обмыть надо, стресс снять.

– Ты за рулём, вообще-то, – буркнул Серёга.

Как будто это когда-то мешало кому у нас в тайге! Да все гражданские шофера в нашем ЛПК поддатые ездят, если есть на что водяры купить. Гаичников тут многие за всю жизнь ни разу не видели. Да и машин, признаться, мало ездит, тайга всё же, глухомань.

Блин, век себе не прощу, что смалодушничал тогда, стал клянчить у взводного. С тех пор твёрдо определил для себя: угощают – ну, можно и выпить, если хочется. Но сам не клянчи никогда.

Потом, постояв немного, пока прапор хряпнул слегонца водочки с тушёнкой, вернулись обратно в Софпорог, за следующей партией картошки. Не пустыми же на Хапу ехать. Тем более, что никто не контролировал количество вывезенного, главное – чтобы весь вагон картошки на Хапу вывезли. С Серёгой после этого я весь день не разговаривал. Не то, чтоб обиделся на него, не хотелось просто. Не о чем было.

Письмо солдата

Зима 1981 года, Северная Карелия, пос. Новый Софпорог, 909 ВСО.

В Софпороге я тогда в командировке был, со своим самосвалом. Делал ему средний ремонт: менял коробку передач, варил кузов и еще много всего, по мелочи. За время ремонта у меня также украли насос рулевого гидроусилителя и тормозной шланг. Так что ремонт грозил затянуться. Вообще, в армии крадут все, крадут всё. В особенности обмундирование. Лично у меня из вещей крали все, кроме сапог. Дело в том, что я носил сорок пятый размер, такой просто никому был не нужен. К воровству и трудностям с ремонтом добавились проблемы со здоровьем. У меня начал болеть живот. Утром я еще мог съедать завтрак. В обед съедал только второе, и тут же бежал в сортир, дристая там на очке поносом и испуская газы. А уж на ужин не ходил вовсе, живот к концу дня так разыгрывался, что я весь вечер безвылазно сидел на очке, проклиная Софпорог и его микрофлору. Началось это в первый же день, как приехал в отряд, и сразу же прекратилось, как вернулся на Хапу.

Так вот, рабочий день начинался в Софпороге с утреннего развода. За время службы у меня сложилось впечатление – что утренний развод – это самое главное в Советской Армии, основа самой службы. Ни за что так не переживают командиры, как за то, чтобы как можно больше солдат вывести на развод, чтоб как можно ровнее стояли солдаты в строю, и чтоб как можно дольше командиры читали свои нотации. Стоять на разводе по полчаса, на Севере, при сорокаградусном морозе – сомнительное удовольствие. Но военная служба не была бы службой, а армия армией, если б командиры не придумали, как сделать утренний развод еще более неприятным, мучительным. Вот и сейчас, после того, как все выстроились перед штабом, начальник штаба капитан Киричко подал команду:

– Поднять клапана!

Это значит, что нужно поднять кверху уши наших солдатских серых ушанок и завязать их завязки на макушке. То есть, полчаса будем стоять на сорокаградусном морозе с голыми ушами. Многие обмораживали уши, простужались, получали отит среднего уха, и осложнения слуха, но офицеров это не волновало. Любимые расхожие фразы в армии в ответ на жалобы: «Не ебет!» и «Насрать!» Мерзни, воин, на разводе, и путь твои уши отморозятся во славу Родины! Интересно, зачем им было нужно, чтоб мы «поднимали клапана» и морозили уши? Какое это имело отношение к защите Родины? Наконец, какое это имело отношение к производственному плану нашего тридцать шестого леспромкомбината министерства обороны?

А все очень просто: солдат с опущенными ушами шапки выглядит как-то не воинственно, не браво, даже жалко, словно пленный фриц под Сталинградом. А если завязать клапана шапки наверх, то он выглядит бодро и молодцевато. И только ражи этого мы морозили свои уши: чтобы бравым видом взор командиров радовать.