Самые темные дороги

Он ощутил приближение чего-то неизвестного; это можно было почувствовать по особенному напряжению его мышц. Он ждал, не отрывая от Ребекки взгляда своих льдисто-голубых глаз. Осознание расширилось, и она отчаянно старалась выразить его в словах.

– Эш… – Волна чувств захлестнула ее. Она попробовала сопротивляться и отвернулась.

Он положил ладонь на ее руку. Большую, теплую ладонь. Ребекка сглотнула, набрала в грудь воздуха и повернулась к нему:

– Он не твой.

– Что?

Ребекка глубоко заглянула в эти глетчерно-голубые глаза.

– Тот плод, который носила Уитни, это не твой ребенок.

Он уставился на нее:

– Что?

– Это не твой ребенок, Эш. Отцовская ДНК не совпадает с твоей. Ты не его отец.

Он побелел, продолжая смотреть на нее отсутствующим взглядом. Время растянулось, и все вокруг превратилось в размытые пятна лиц и голосов.

– Ты уверена?

Она кивнула.

Его плечи подались вперед, как будто информационный удар был физическим, как будто его ударили под ложечку. Его лицо как будто обвисло. Его глаза, эти прекрасные, загадочные скандинавские глаза, которые она всегда любила, переполнились чувствами.

Эш открыл рот, как будто собираясь что-то сказать, но ничего не произнес. Все слова потонули в водовороте, над которым он был не властен.

– Чей? – выдавил Эш.

– Не знаю, – тихо ответила она. – Если отцовской ДНК еще нет в системе, они едва ли найдут нужный профиль. Если только не наткнутся на члена семьи. – Она помедлила. – Мы можем никогда не узнать этого.

В уголках его глаз выступили слезы, потекшие по морщинкам. Одна из них попала на шрам на его скуле.

Сердце Ребекки дрогнуло. Она протянула руку, стерла слезинку и ласково провела ладонью по его щеке.

– Почему она солгала? – прошептал он.

– Может быть, из-за денег? Я не знаю.

– Я едва не женился на ней. Я едва не «сделал все правильно».

Ребекка промолчала.

– Тревор?

– Нет, это не его ДНК.

Эш отвернулся и поднял голову.

– Все это время, – сказал он, а потом начал снова уже гораздо тише: – Все это время. Так много потеряно. Я… всегда гадал, родился ли мой ребенок, живет ли он где-то. А потом я увидел эти крошечные кости и череп, которые могли бы уместиться на моей ладони… – По его щеке поползла еще одна слеза.

Бармен посмотрел на него и обменялся взглядом с одним из клиентов.

Ребекка положила руку Эшу на плечо и прошептала ему на ухо:

– Пошли, поднимемся в мой номер. Тебе пора убраться отсюда.

План

Карибу-Кантри, 30 августа, воскресенье, более двадцати лет назад

– Извини, Уитни, мне очень жаль, – говорит Тревор, когда возвращается на водительское место старомодного фургона с надписью «Прачечная Хай-Кантри», выведенной на бортах крупными буквами. Он закрывает дверь и передает Уитни запотевшую банку с ледяным лимонадом. Название той же прачечной написано сзади на рубашке Тревора. Ткань смялась и липнет к его потному торсу. Снаружи душно и жарко, но кондиционер в кабине создает приятную прохладу.

Уитни прижимает банку к щеке в том месте, куда он влепил ей пощечину.

– Послушай… – Он наклоняется вперед и отодвигает влажную прядь волос с ее лба. – Я… Ты должна кое-что понять. Я уезжаю на север и целых полгода вкалываю до седьмого пота. Моя девушка остается здесь, и я не могу дождаться, когда мы снова встретимся, но что я вижу? Я вижу, что ты трахаешься с кем попало, словно течная сука, и вдобавок беременна. Господи!

Он раздраженно откидывается назад и проводит рукой по темным волосам, влажным от пота. Молчание затягивается, тишина становится почти вибрирующей. Уитни прекрасно понимает, что ей лучше помалкивать, а не то она получит новую пощечину. Пусть лучше он выпустит пар и остудит свою ярость.