Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой

Куда направляется эта женщина? Впереди нас расположены мусульманские районы, и если она хочет попасть в Тибет, то ей разве не следует двигаться южнее? Не ошиблась ли она в выборе маршрута? Я откашливаюсь и осторожно обращаюсь к ней, но она даже не поднимает на меня головы. Сзади приближается велосипедист. Круглыми глазами он смотрит сперва на меня, потом на нее, а когда я поднимаю руку и прошу его остановиться, он кажется окончательно сбитым с толку.

Я спрашиваю его о ползущей женщине, и он машет рукой.

– Она сумасшедшая! – говорит он с кривой ухмылкой. – Просто игнорируй!

Сумасшедшая? Эта мысль как-то не пришла мне в голову. Разве сумасшедшие надевают перчатки и наколенники, прежде чем ползти куда-нибудь?

– Она сумасшедшая, – повторяет мужчина, заметив мою растерянность. Для большей убедительности он крутит пальцем у виска.

– Но… разве тогда мы не должны ей помочь?

– Не мы, а власти! И они уже это делают, иди спокойно дальше!

На прощание он еще раз крутит у виска, кивая в сторону женщины, и поднимает большой палец, показывая на меня. Потом он уезжает, и я слышу лишь скребущие звуки, исходящие от ползущей женщины, и шум приближающейся машины.

Я тихо шепчу: «Простите» – и фотографирую ее. Когда она и в этот раз не поднимает головы, я прохожу дальше своей дорогой, в провинцию Ганьсу. Интересно, сколько еще идти? Двадцать километров? Тридцать?

Мой первый ужин в Ганьсу превращается в осаду. В сумерках я прошел через границу провинции и порадовался дорожным табличкам, ставившим точку на моем пребывании в Шэньси («Вы покидаете Шэньси – счастливого пути!») и приветствующим в Ганьсу («Вы входите в мирную провинцию Ганьсу!»).

Потом я зашел в первую же гостиницу в деревне и заказал себе блюдо, стоящее первым в меню. Лапша, как всегда. И вот меня начали осаждать. Сначала показывается больше дюжины детей. Они прижимают снаружи к стеклу свои носы и комментируют все, что я делаю. Я слышу их высокие голоса через стекло:

– Он ест лапшу!

– Он пьет колу!

– У него борода!

Хозяин бежит к двери и как бы с гневом прогоняет их, но я говорю ему, что они совсем мне не мешают. Скорее наоборот. Я выхожу, они идут следом.

– Дядя, а почему ты не останешься в нашей деревне? – спрашивают дети, когда я перебираюсь на левую сторону улицы, чтобы видеть встречные машины. Но прежде чем я успеваю ответить, из маленького рта вылетает следующий вопрос:

– Почему ты идешь по неправильной стороне улицы?

Один из старших мальчиков стонет от досады на такую неосведомленность:

– Ну это же и так понятно! – Он важно смотрит на остальных. – У них там за границей движение на улицах в другую сторону!

– О! – удивляются все.

Я разрешаю им проводить себя до киоска вблизи деревни и надеюсь после отправить их домой. Но от них не так-то просто отделаться. Разве я не хочу сфотографироваться с ними? Я прошу маленького мальчика, который все время молчал, помочь мне.

– Ты можешь полминуты стоять прямо и не двигаться?

Он сияет и отчаянно кивает.

Пока я устанавливаю камеру на штатив, мы смотрим друг на друга. Наша фотомодель уже убежала вперед, чтобы встать около двери киоска. В опускающихся сумерках, при свете, падающем из окошка и двери, здание похоже на огромный фонарь.

– Сейчас! – кричу я, кнопка спуска щелкает, и все замирают.

Тридцать секунд – это долго. Мальчик не шевелится. Наконец камера щелкает во второй раз, и раздается дюжина возгласов, когда картинка появляется на дисплее камеры. Я зову малыша обратно.

…На следующее утро я впервые в жизни просыпаюсь от петушиного крика. Я лежу в своем спальном мешке на нарах в задней комнате аптеки. Через оконные щели пробивается зеленый свет.

Попрощавшись с супружеской парой, у которой ночевал, я купил провизию на долгий день пути. С тех пор как я вышел из Сиань, дорога поднялась на тысячу метров выше, и, судя по карте, мне предстоит сегодня пройти через перевал и добраться до протяженной низменности, которая доходит до Пинлян. Только когда я вышел из деревни, мне пришло в голову, что ее название Фэйцзин означает «Летающее облако». Я смотрю наверх, но небо совершенно чистое.

Впереди показываются отвесные скалы. Они становятся все выше и массивнее, и дорога врезается в них своими большими изгибами. С каждым метром дорога все круче идет вниз. Видимо, я подхожу к перевалу. Мимо меня проносятся машины, многие из тех, кто движется вниз, просто включают нейтральную передачу и катятся под горку. На поворотах водители сигналят, грузовики заносит при маневрах, я от страха вжимаюсь в скалу.

Только один раз мне навстречу попадается пешеход: у него длинные волосы и борода, в руках он держит тканевую сумку и посох. Человек похож на героя из старого гонгфу-фильма. Наемный рабочий? Бродяга?

Мы поравнялись, он благожелательно оглядывает меня, и когда я наконец спрашиваю, как далеко до города, улыбается и очень вежливо отвечает:

– До Цзиньчан еще примерно десять километров.

Потом он идет дальше, а я останавливаюсь со странным ощущением. Почему он использует слово «километр», а не «ли»?! Почему он не говорит на диалекте? Почему его одежда кажется такой чистой?