Самый далекий берег

Он улыбнулся все с той же беззаботностью, с тем же превосходством, какие у здешних постояльцев наблюдаются, прямо скажем, редко. И аккуратно прикрыл за собой белую дверь.

Оставшись один, доктор Терехов старательно, длинно и затейливо выругался про себя простыми русскими словами. Прямо перед его глазами была этажерка с бумагами – которые смирнехонько стояли, как встарь, как многие годы, вовсе не выказывая желания пуститься в пляс или, господи спаси, порхать по комнате. Все вокруг было привычным, знакомым, будничным и скучным. Если подумать, и Кирьянов тоже – доктор нисколечко не врал и не преувеличивал, случались постояльцы и позаковыристее, предлагавшие столь кучерявые и ошеломительные истории, что этот начинающий фантаст из пожарной части помер бы от зависти…

Сердито вставши и отперев старый дешевенький сейф, доктор Терехов, воровато оглянувшись на дверь, достал бутылку с прозрачной жидкостью и налил себе на полтора пальца казенного медицинского спирта. Привычно выдохнув, употребил одним мастерским глотком, зажевал завалявшейся в столе отвердевшей конфеткой.

Что поделать, любой медик со стажем прекрасно научен употреблять в разумных количествах казенный спирт, и не нужно делать из этого драмы. Если не злоупотреблять, ничего страшного…

Он врал, конечно, не было у него неотложных дел. Конец рабочего дня подступил вплотную, дежурства сегодня не было, и можно со спокойной совестью собираться домой, а дома, глядишь, и употребить еще чуточку, опять-таки не перегибая палки.

В самом деле, ничего интересного. Куда нашему пожарному до незабвенного «генералиссимуса Галактики» или «засекреченного физика» – вот те такие кружева сплетали, такие словесные вавилоны выписывали касаемо тех же самых Галактик, макромиров и параллельных пространств… И сами, разумеется, во все это верили – вот с кем пришлось повозиться… Кирьянов на их фоне – пушистая овечка. Ни разу голос не повысил, серчая, что ему не верят… Ангел в тюбетейке, право слово. Надо отдать ему должное – он почти во всем безукоризненно логичен. Что вовсе не означает, будто он душевно здоров. Очень многие болезни души как раз и отличаются безупречностью логических построений. Больной делает одно-единственное больное допущение – что он генералиссимус Галактики, скажем, или каждую ночь общается телепатически с доктором Ксин-Фу из созвездия Кассиопеи. А все остальное, нанизанное на навязчивую идею, отличается, любой психиатр подтвердит, безукоризненной логикой построений, способной не на шутку поразить человека непосвященного, не профессионала…

Он собирался привычно и бездумно. В подсознании таилось нечто вроде занозы, нечто упущенное из виду и в то же время лежащее на поверхности. Только на улице, неспешно шагая привычным путем к автобусной остановке, доктор Терехов доискался, в чем тут дело.

На сей раз Кирьянов не пытался его ни в чем уверить – не пытался доказать, что он болен или, наоборот, здоров. Хотя все время своего здесь постоя из кожи вон лез, чтобы выглядеть в глазах всех, облаченных в белые халаты, законченным параноиком.

Если рассудить, это тоже было неправильно. Абсолютно неправильно: сначала стремиться напролом к желанной цели, а потом вдруг резко уйти в сторону вопреки первоначальным замыслам. Насколько Терехов успел разобраться, Кирьянов не походил на человека, способного отказаться от задуманного на полпути. Шизик он там или нет, гипнотизер или кто, но в силе воли и упрямстве ему отказать никак нельзя. Так что вел он себя насквозь неправильно, и это странно, это неспроста…

Но пошел он к черту со своими неведомыми замыслами! Только и забот – гробить на него время, как будто нет других дел… подумаешь, бумаги летали! В неведомых общественности, не зафиксированных на бумаге архивах мировой психиатрии можно отыскать случаи и похлеще, и то, что они не получили ровным счетом никакого научного объяснения, ничего еще не значит и ни на что не влияет. Расспросите за бутылочкой хорошо знакомого врача, он вам такое порасскажет, до чего никакому пожарному не додуматься…

А там подошел автобус, муниципальный, для черной кости, и борьба за то, чтобы в него втиснуться, а потом и уберечь ребра от спрессованных в единую массу случайных попутчиков, окончательно выбила из головы доктора Терехова все неправильности, несообразности, психиатрические загадки и мысли о работе.

Глава двадцать пятая Люди в пятнистом

Не зря все же говорится, что утро вечера мудренее.

Несмотря на обычные утренние транспортные переживания, доктор Терехов, входя в родимую шизарню, был бодр и, пожалуй, откровенно весел. Будь у него с собой тросточка по канонам начала века, доктор непременно выделывал бы ею игривые финты. Он даже насвистывал что-то немелодично-легкомысленное, взбегая по выщербленным ступенькам.