— Не горячись, старшой, — сказал Шмелев, — еще будем жить. Мы с тобой скоро по-настоящему заживем.
— Золотые слова. — Обушенко встал с кружкой в руках и посмотрел на Клюева. — Товарищи офицеры, предлагаю тост за новорожденного и его папу героя.
— За какого новорожденного? — громко спросил Комягин, поднимая кружку.
— Ты разве не слышал? — сказал Обушенко. — В батальоне сын родился. Батальонный сын.
— Кого же поздравлять? — спросил Войновский. Он был навеселе и плохо соображал, а в голове у него кружились легкие звонкие шарики.
— Молчать! — Клюев хлопнул ладонью по столу, и кружки запрыгали среди кусков хлеба и колбасы. — Старший лейтенант Обушенко, почему не доложили о своем прибытии в батальон?
Обушенко пожал плечами:
— Кому же мне докладывать? Не хотел мешать вам, товарищ майор, пока вы с полковником стратегические вопросы обсуждали.
— Почему не доложился, спрашиваю? Под арест захотел? Вот посажу тебя на пять суток. — Клюев был весь багровый, даже затылок стал красным.
— Старший лейтенант Плотников, — вдруг позвал Шмелев.
— Я, — Плотников встал.
— Старший лейтенант Плотников, доложите, где лейтенант Габрусик Юрий?
— Убит в атаке.
— Где подполковник Безбородов?
— Убит снарядом.
— Где сержант Мякинин?
— Ушел в разведку и убит.
— Где Игорь Абросимов?
— Пропал без вести.
— Где Володька Карьки?
— Умер в госпитале от ран. Семь пулевых ранений. Жил сорок часов.
— Ах, Володька, — сказал Клюев. — Какой был парень. Какая голова. Какие девки за ним бегали.
— А вы? — Шмелев взглянул на Обушенко и покачал головой. — Сколько людей вокруг нас полегло. Лес поваленный. И это только с Парфино, за этот год... А тут новый человек возник. Маленький такой. Ничего не знает. Ни про смерть, ни про войну. Как хорошо, что есть на земле такие люди, которые совсем не знают, что такое война. Я предлагаю выпить за таких людей. Чтобы их стало больше на нашей земле.
— Это мы сделаем, — с радостной улыбкой воскликнул Обушенко.
— Садись, — сказал Шмелев. — Пей. — Он услышал далекий шум поезда, стены раздвинулись и ушли. Он понимал, что сейчас не время и не место, но уже не мог остановиться: голоса уходили все дальше, а грохот электропоезда нарастал все сильнее.
До самого конца своих дней он не сможет понять, почему сел именно в тот поезд. Билет был совсем по другой ветке, он не спеша шел от кассы, и вдруг его словно ударило — догнать, уехать, иначе будет плохо. Он выскочил на перрон и пустился во всю прыть за последним вагоном. Он и знать не знал, что гонится за судьбой.