Самый длинный день в году

— Но вы верно, господин Переговорщик, определили важный аспект: борьбу с мировым большевизмом. Советы более двадцати лет опасность для всего цивилизованного мира. Жаль, что вы не решились напасть на них в тридцать девятом! А вместо этого пошли в противоположном направлении. После ваших бомбардировок Лондона меня и мое правительство просто не поймут, если мы заключим даже не мир — а перемирие.

При этих словах Черчилля Мартин Борман вздрогнул, и лицо его оказалось стянутое каменной маской. Так на ней отражалась тень возможного провала.

— Господин… Сэр, нам нужна была промышленность Франции, иначе мы просто не могли подготовиться к вторжению в СССР. Это очевидный факт. После Версаля Германия не могла привлечь большие ресурсы, у нас их просто не было. Как и не было армии. Но сейчас мы готовы бросить против СССР более ста двадцати дивизий. И нам нужны определенные гарантии…

Черчилль притворно задумался:

— Ну да, тори опять могут одержать победу над вигами… Нет, нет, я не ограничиваю ваши возможности, я только объясняю свои обстоятельства. Вам нужен поход на Восток? Нам не нужна мощная Россия. Она нам вообще не нужна в виде единого государства. Я могу предложить вам некое компромиссное решение. Но это единственный вариант, которое вы получите. Или это, или ваша миссия закончена.

— Я готов выслушать вас, сэр… — Черчиллю показалось, что Борман напрягся еще сильнее. Ну, ничего, сейчас ты получишь всё, что хотел!

— Никаких письменных договоров о мире и даже официального перемирия не будет! Мы даже обязаны будем заключить союз с большевиками, но помогать им будем не особо напрягаясь. Старого и ненужного оружия у нас много. Как только вы берете Москву — мы заключаем официальный мир на самых выгодных для Германии условиях. Пока что Африка остается местом боевых действий. Дойдете до Суэцкого канала, ну что же, будет совместное управление им. Босфор и Дарданеллы так же под совместный контроль. Мы даже поможем со строительством железнодорожной линии Берлин — Басра — Кувейт. Мы гарантируем, что четыре года высадки британских войск на континент не будет. Германия в ответ обязуется не атаковать Мальту. Французские колонии в Африке — ваша законная добыча. Но французский Индокитай — наш. После того, как большевики будут добиты за Уралом — совместная разработка богатств Сибири, где наша доля будет 33,3 % минимум. Гарантии — это наши слова, и ничего более! И заключение мира возможно только после взятия Москвы!

— Да, но фюрер уполномочил меня…

— Господин переговорщик, это последнее наше предложение. Других не будет. Наши позиции не так уж плохи. На Острове вы высадиться не сможете: воздух над Британией уже проиграли! Содержать армию, очень большую армию еще два или три года — разоритесь! Мы можем просто ждать, когда ваша армия съест вашу экономику.

— Эти предложения должны оказаться у фюрера. Я уверен, что он их примет.

Борман пробурчал последнюю фразу самым недовольным тоном. А ведь грубый фермер — это только маска! Знание английского языка, это о чем-то говорит! Пусть Борман и общается с жутким акцентом, так все равно, я его понимаю. Да и соображалка, пусть туго, но работает.

— Вы хотите сказать, что на такой вариант у вас нет полномочий?

— Есть. Но вы озвучили несколько нюансов, например, Мальта.

— В таком случае, господин переговорщик, вы можете сообщить о положительном результате ваших переговоров… в целом. Чтобы утрясти все нюансы соглашения, я отправлю к вам своего уполномоченного. Если британского летчика собьют где-то в районе Киля, и он выброситься с парашютом и окажется в плену, то что мешает вашей стороне держать его в концлагере, в хороших условиях? Вы будете у нас в качестве гаранта в лучших условиях из возможных. Берите Москву, тогда наступит время мира.

— Завтра ровно в девять часов и одиннадцать минут по Гринвичу передайте вот этот фрагмент из «Макбета» Вильяма Шейкспира, эсквайра по Лондонскому радио.

«The King hath happily received, Macbeth,

The news of thy success; and when he reads

Thy personal venture in the rebels' fight,

His wonders and his praises do contend

Which should be thine or his. Silenced with that,

In viewing o'er the rest o' the selfsame day,

He finds thee in the stout Normans ranks,

Nothing afeard of what thyself didst make,

Strange images of death»[1].

После небольшой паузы Борман добавил:

— Процитировать необходимо точно в том варианте, что я вам только что сказал.

Черчилль согласно кивнул головой. Он уловил нюанс — в тексте было изменено одно слово. Вместо норвежцы — норманны. Достаточно, чтобы понять, что этот фрагмент прозвучал неслучайно. Отпустив Бормана, он проанализировал беседу и убедился, что провел ее успешно. А все дело в правильной расстановке акцентов: вы сидите, ваш соперник стоит, вы молчите, он говорит. Дали выговориться — жмите до упора.