Самый долгий день нашей жизни (СИ)

«Какое странное слово по отношению к Фредди — «покойный»… оксюморон! — Эта мысль почему-то настойчиво вертелась в голове Брайана. — И слово-то какое забавное! «Оксюморон» — хорошее название для нового альбома. Фред умел смешать все несовместимое и необъяснимое. Какая банальность, трудно о нем говорить в прошедшем времени. Был. Жил. Пел. Думал. Говорил… Надо приучать себя к прошедшему времени. «Мы», получается, тоже переходим в прошедшее время. Наверное, «нас» больше не будет».

Последние два дня состояние Брайана было… странным. То он успокаивался и становился очень собранным, то вновь разваливался на куски и начинал безостановочно плакать. Эмоции просили выхода. А какие? Трудно понять. Вчера он просидел целый час в кресле у телевизора, глядя в одну точку, чем здорово напугал жену. Она-то думала, что он наконец отвлекся, и очень обрадовалась: вот же, приходит в себя, смотрит фильм! Но когда на экране начали мелькать титры какой-то передачи для дошколят, Брай продолжал смотреть с тем же отсутствующим выражением, даже не заметив, что фильм давно кончился.

Утешить его Анита не могла, но позвать пить чай, обнять, поддержать — это у нее получилось.

Этой ночью, так и не сомкнув глаз, Брайан встал в три утра и начал писать письмо для фанатского журнала. Это дело давалось ему тяжело. О том, что Фредди умирает от СПИДа, официально объявлено буквально за день до смерти, что стало для поклонников не просто ударом, а настоящим шоком. Узнать, что твой кумир смертельно болен вчера, а сегодня его уже нет — это страшно. Брайан попытался объясниться. Он пять раз переписывал письмо и закончил только под утро. Он чувствовал, насколько важно ему сказать все эти слова, какими бы горькими и страшными они ни были.

Роджер держался. И, наверное, очень неплохо. Во всяком случае, так казалось большинству знакомых, с которыми он перекинулся парой слов. Буйная натура давала себя знать — он выстраивал наполеоновские планы по организации «трибьют-концерта, посвященного памяти Фредди». Он уже говорил с Элтоном Джоном, позвонил Дэвиду Боуи. И сейчас пытался поднять эту тему в разговоре с Джимом Бичем, бессменным менеджером группы. «Фреду бы понравилось, чтоб не плач, а радость! Чтоб вот так… вышел бы весь такой крутой Плант и запел бы что-нибудь веселое… или красавчик Джорж Майкл. Надо будет найти его контакты…»

Роджер только и держался за эти мысли. Они были прутиком для утопающего. Что угодно, только не думать о том, что в том большом и тяжелом гробу лежал похудевший, измученный болезнью Фред, к которому он не успел доехать три дня назад…

В какие-то моменты дыхание срывалось и, отвернувшись от собравшейся публики, весь из себя солидный Роджер Тейлор, эсквайр, начинал судорожно всхлипывать.

Он пришел один. Хотя обе его… женщины хорошо знали Фредди и очень любили его. Да, он позвонил Доминик, своей официальной жене, и попросил ее не приходить в крематорий. После перенесенной болезни ей ни к чему такие волнения. А Дэбби с девятимесячным сыном, имя которому придумал Фредди, были эвакуированы в лондонскую квартиру с наказом не высовываться.

Дэбби пыталась протестовать. Накануне Роджеру было плохо. Физически плохо. В день смерти Фредди он вернулся домой поздно вечером с высоченной температурой, Дэбби пришлось отпаивать его жаропонижающим и успокоительным. Она не на шутку переполошилась, и на это были веские причины. Две ночи подряд он почти не спал и только вчера согласился выпить снотворное, что помогло. Роджер провалился, как в обморок, в тяжелый сон. А сегодня утром после завтрака, сделав пару звонков, сказал Дэбби, что им с парнями надо поговорить. Одним. И лучше это сделать тут — дома, в Суррее. Здесь им точно никто не помешает.

Джон? Он только и мог, что молчать. Даже больше обычного.

Как он пережил эти дни? Пережил. Он был морально готов к смерти Фредди. И не готов одновременно… Осознавая, что конец уже близок, он давно и много думал, что же дальше, но увы, ничего хорошего на ум не приходило.

Еще неделю назад они были самой известной рок-группой мира, а сегодня стали ее осколками. Бывшими участниками. Земля уходила из-под ног. Казалось, что она покачивается на своей оси и в любую минуту может полететь по другой траектории.

Последние дни были адом. В прессе творилась какая-то вакханалия. Такого количества грязи и мерзости на Фредди не выливалось даже в самые трудные времена. Это заставляло задуматься… о многих вещах. Он решил, что настало время поговорить с парнями, и размышлял, где и как это лучше сделать. И тут позвонил Роджер и предложил «после всего этого» поехать к нему: «Джон, я думаю, надо самим помянуть Фреда. Не хочу ехать в Гарден Лодж. Там сбор стервятников и всяких… не хочу их, блядей, видеть!»

Джон согласился сразу. Он понимал, что обязательно надо помянуть, вспомнить. Поговорить. О человеке, которого любили миллионы и они, три британских парня, — тоже. О человеке, который за эти двадцать с лишним лет стал для всего мира легендой, а для них — другом и братом. И вместе с тем остался тайной за семью печатями.

И вот, все наконец закончилось.