Самый долгий день нашей жизни (СИ)

— Родж, давай я камин затоплю? — Джон скинул куртку и прошел к камину, по двум сторонам от которого в нишах разместились книжные полки — комната служила еще и хозяйской библиотекой. Было довольно прохладно. — Да, пожалуй, тут будет лучше, чем в гостиной рядом со столовой. Уж очень она большая.

— Затопи. Там, вроде, все приготовлено.

— Да, было бы неплохо, — Брайан, в отличие от Роджера, не мерз, но то же ощущение, будто в мире вдруг стало холоднее на несколько градусов, преследовало и его. Он хорошо помнил, что когда-то давно с появлением Фредди его жизнь стала немного теплее — три дня назад это тепло безвозвратно ушло, что ощущалось почти физически.

— Ты фуршет что ли заказал? — Джон подошел к столу, где на очень красивых блюдах теснились маленькие сандвичи, тарталетки и пирожки. Что ж, весьма по-английски. Но есть отчего-то совсем не хотелось.

— Да, там закуски должны быть. Нормальная еда на кухне в холодильнике. Если что, разогреем в микроволновке. Там же водка. — Роджер взлетел вверх по лестнице. — Я сейчас вернусь. Располагайтесь.

Еще вчера он попросил поставить в гостиной небольшой стол, принести несколько стульев — так куда удобней. Кухня рядом, а накрывать в большой столовой для троих было нелепо.

Пока Джон возился с камином, Брайан, не зная, куда себя деть, подошел к одному из широких окон, выходивших на парк и подъездную дорожку, на кусты, стоящие сейчас голыми, на старую высокую сосну, словно охраняющую входную дверь. Если б не печальный повод, в этой комнате было бы так уютно. Так хорошо немного почитать, выпить коньяку, весело потрепаться, сидя на мягких диванах под треск поленьев в свете больших и уютных настольных ламп, стоящих на каминной полке…

— Знаешь, Дикки, я, наверное, страшный трус. Недели две назад мы с Анитой приезжали к Фреду. Я вот так же стоял у окна и разглядывал сад. Придумывал, что сказать. И вот, разродился, блин! «Фред, какой красивый у тебя куст, это что за растение? До сих пор цветет». Идиотизм. А он попросил просто сесть рядом и помолчать. Говорит: «Бри, давай не будем тратить время на ерунду. Мне хорошо уже от того, что вы, ребята, пришли». Я почувствовал себя таким жалким трусом! И сейчас мне страшно. Не знаю, почему. Нет, я не будущего боюсь, скорее всего того, что творится. Этой грязи, что вылилась на Фреда. Как будто кто-то долго ждал его смерти и теперь наконец может безнаказанно смешивать его имя с дерьмом… — Брайан смахнул слезу и одернул штору.

— Почему «как будто»? Это может быть вполне реальным, — Джон пожал плечами. — Для меня многие вещи теперь предстают в новом свете. Ты себя не кори. Я тоже трус. Фред же долго умирал. Я все смотрел и ужасался. Он такой бесстрашный, а я… я просто трусливый говнюк! Все думал, что это такое, как он не боится. Внутри холодело от одной мысли, как легко он смотрит смерти в глаза, а ведь еще находились силы писать музыку, петь. Я от ужаса даже не мог играть, не говоря уж про «сочинить». Руки опускались. Что поделаешь, Брай… Мы, трусливые и жалкие парни, остались, а он ушел. Может он из нас самый лучший? Да о чем я, он и был лучшим!.. Ну вот, вроде разгорелось. Постараемся не замерзнуть. Я Веронике сказал, что вряд ли вернусь сегодня. Она от такой перспективы была не в восторге.

— Ну да. Я то же самое сказал Аните. Странное ощущение, как будто у нас мальчишник… Что-то Родж там долго. Надеюсь, он не закинется сейчас какой-нибудь гадостью? Анита сказала, что никогда его таким не видела. Признаться, я тоже, — Брайан в задумчивости потер переносицу. — Роджер всегда все переносил легко — отряхнулся и пошел. Не припомню, чтобы он сильно казнился или с совестью был не в ладах, а тут прям подменили парня. Я начинаю реально волноваться. Вон его целый день трясет! Я вчера сюда звонил. Дэбби сообщила, что напоила его снотворным, и он лежит. Представляешь? Роджер со своим планом концерта, вечно деловой и активный, полдня пролежал под лекарствами. И не напился ни разу. Дэбби подтвердила, что к алкоголю не притронулся. Сперва висел на телефоне, потом начал рыдать. Она еле успокоила. Сказала: «Прости, Брайан, но не буду его звать. Может, уснул. Всю ночь не спал. Позвони часа через три». Уже вечером Родж мне сам перезвонил, предложил приехать. Рассказал, что начал обзванивать всех подряд, предлагать выступить на трибьют-концерте, — Мэй тяжело вздохнул.

— Ну, Роджер у нас мальчик эмоциональный, такой уж уродился. — Джон подкинул в камин еще одно полено и протянул руки к огню. Почему-то ему не хотелось ставить экран. — Признаться, и мне на этой «погребальной церемонии» холодно стало. А концерт… если честно, мне трудно представить, что кто-то, кроме Фреда, сможет спеть его песни. Это же издевательство! Не знаю… как-то не уверен, что эта идея такая уж прекрасная.

Джон подвинул к камину одно из небольших кресел и сел.