За пределами императорского двора успех салона во многом зависел от умения хозяйки привлечь не только людей, носящих звучные аристократические имена, но и знаменитостей, в числе которых были – это же Франция – писатели, художники и философы. Еще в XVII–XVIII веках хозяйки салонов обычно сами были grandes dames[202]
, но все изменилось при Наполеоне III, и теперь cocotte могла конкурировать с герцогиней на равных за место на социальной лестнице.Salon
звучит, конечно, солидно, хотя это слово означает всего лишь гостиную. Гости располагались в продуманно расставленных креслах с угощением, подавали прохладительные напитки. Именно гости были призваны оживить декор гостиной своими блистательными нарядами или речами, так чтобы на следующий день le tout Paris[203] услышал о потрясающей вечеринке. Светские рауты в Лондоне, которые устраивал Берти, можно было бы назвать salons, если бы уровень интеллектуальной беседы был чуть повыше и все не сводилось бы к подсчету куропаток, подстреленных в Норфолке, и рассказу о чьей-то голове, облитой виски. Парижские salons стремились к иным забавам, даже если его хозяйка была куртизанкой.Берти, как известно, частенько посещал salons
австрийского посла Рихарда фон Меттерниха, очень популярного в Париже не только по причине политической важности Австрийской империи во франко-прусской игре мускулами, но еще и потому, что был женат на своей ослепительно красивой племяннице Паулине. Супруги проживали в Париже с 1859 года, и Паулина была хозяйкой самого блистательного салона Европы. В конце 1860-х ей только что исполнилось тридцать лет, и она была на пике своей красоты. С портрета, написанного придворным художником Францем Ксавером Винтерхальтером, на нас смотрит сладострастная молодая брюнетка, уверенная в том, что ей подвластен весь мир. Неудивительно, что она стала «близким другом» Наполеона. Трудно сказать, насколько эта дружба была бескорыстной, но, учитывая то, что Паулина была еще и близкой подругой Евгении, а император вел безостановочную кампанию обольщения все то время, пока Меттернихи находились в Париже, можно с уверенностью утверждать, что молодая красавица не поддалась на его ухаживания.Красота Паулины не ограничивалась внешностью. Она отличалась безграничным энтузиазмом и жизнелюбием, что, несомненно, тотчас привлекло к ней Берти. Говорят, что это она научила парижан кататься на коньках (Евгения сама стала большой поклонницей этого вида спорта), убедила женщин в том, что они могут курить сигары, не утратив женственности, что было особенно близко сердцу Берти.
Берти посещал и salon
Матильды, скандальной кузины Наполеона, в ее особняке на улице Курсель, в шикарном квартале недалеко от Оперы. Это были собрания для избранных, но все-таки с уклоном в demi-monde[204], где встречались Париж респектабельный и порочный. Единственное, что смущало Берти, так это то, что Матильда культивировала образ хозяйки литературного салона и привечала людей творческих, таких как Гюстав Флобер, русский писатель Иван Тургенев и поэт-романтик Теофиль Готье. Картина Себастьена Шарля Жиро «Салон принцессы Матильды на улице Курсель» изображает модных, хотя и несколько скованных, людей в интерьере роскошной гостиной. На фоне ослепительных люстр, канделябров, золоченых панелей и мягких ковров мужчины и женщины в вечерних нарядах ведут светскую беседу. Мужчины в сюртуках и белых рубашках с высокими воротниками, женщины – в платьях с открытыми плечами. Их всего восемь, и выделяется одна престарелая матрона в кружевном чепце. Имеется пианино, но оно простаивает без дела. Нет, определенно, это не то веселье и не те шалости, которых искал Берти, находясь в Париже.Вероятно, поэтому его чаще видели в салонах кокоток, где атмосфера располагала к флирту и было меньше шансов, что какой-нибудь писатель начнет бубнить о необходимости перехода к реализму и современном романе. Во время одной (по крайней мере) из своих поездок в Париж в период между 1867 и 1870 годами Берти отправился с визитом к grande horizontale
Ла Пайве на Елисейские поля, дом 25. Это великолепное здание сохранилось до наших дней, и сейчас на первом этаже находится ресторан. В конце XIX века двор этого дома, да и сама центральная улица Парижа были забиты богатыми экипажами.Картина «Суаре у Ла Пайвы» кисти Адольфа Монтичелли передает царящее здесь более зажигательное настроение, чем в салоне у Матильды, и Берти это было, конечно, ближе. Декор – настоящий китч: стены как будто из чистого золота, —