Только шесть недель спустя, 9 августа, его коронация наконец состоялась. Это была блестящая церемония, со всей помпой, какую только можно было ожидать от Берти, и даже с элементами комедии. Собственно коронацию проводил древний, полуслепой архиепископ Кентерберийский, Фредерик Темпл, который надел корону задом наперед. Берти пришлось протянуть руку и самому повернуть ее, возвращая на место. И кое-то из собравшихся отметил, что король не смог устоять перед тем, чтобы изредка не поглядывать в сторону галереи над алтарем, где, как жемчужины в нитке, сидели рядком его любовницы, бывшие и нынешние, которых, по большому счету, не следовало бы приглашать. Конечно, среди них были и Алиса Кеппел, и мать Уинстона Черчилля Дженни, и – французский штрих, без чего жизнь Берти была бы неполной! – Сара Бернар, как всегда, экстравагантная, вся в белом.
Решительный настрой Берти на активное участие в повседневной работе никуда не делся и после коронации. Он быстро завоевал отличную репутацию среди своих министров, быстро и эффективно реагируя на их запросы. Он гордился тем, что лично занимался каждой министерской бумагой и отправлял ее обратно в день получения.
Характерно, что внешняя политика вызывала у Берти особый интерес. Он не только прочитывал каждое сообщение от своих послов (находясь в дружеских или родственных отношениях практически со всеми европейскими суверенами, он и их считал
Берти весьма пригодился опыт его прошлой жизни, состоявшей из удовольствий и светского общения. Он всегда запросто общался с монархами и президентами, в серьезной беседе о политике успевая обсудить и местные скачки, и казино, и женщин, и вот теперь он, будучи королем, вел точно такие же разговоры, но уже действуя в интересах своего народа.
В какой-то момент английское правительство обратилось к Берти с просьбой отделить частные визиты иностранных суверенов от официальных, чтобы гражданам страны не приходилось оплачивать, например, развлечения кайзера Вильгельма, когда тот подгребал к яхте Берти пропустить стаканчик-другой во время регаты в Каузе. Но Берти отказался от этой идеи и со временем убедил всех в том, что был абсолютно прав, поскольку в его случае любая возможность посидеть в хорошей компании и потрепаться о европейской политике приравнивалась к государственному визиту. Как он уже показал в прошлом, для сохранения здоровых отношений между странами – а иногда и для их улучшения – бывает достаточно теплого ужина, который подчас стоит твердого договора.
О том, насколько Берти был прав, можно судить по тому, с каким искренним уважением относились к нему иностранные дипломаты. В 1907 году поверенный в делах Бельгии в Лондоне сказал: «Англичане все охотнее перекладывают международные проблемы на плечи короля Эдуарда, исключительно высоко оценивая его глубокую политическую интуицию и продуктивную дипломатию».
Берти настолько вырос как политик – кто-то скажет, заматерел, – что даже позволил себе несколько многозначительных жестов в сторону французов, напоминая им о том, что его любовный роман с ними требует взаимоуважения. Еще в 1889 году, будучи принцем Уэльским, он отклонил официальное приглашение для участия в Парижской выставке в связи с ее политической символикой. Выставку приурочили к столетию французской антироялистской революции, и, конечно, Берти не мог позволить, чтобы его имя ассоциировалось с казнью на гильотине монархов (пусть даже и французских). Многие из коронованных европейских государей и даже их послов отказались от посещения «Экспо-1899», сославшись на ранее принятые обязательства или внезапные хвори.
Однако Берти решил, что, если он не может посетить выставку как наследный принц, ничто не мешает ему приехать как частному лицу и заядлому франкофилу, поэтому он повез Александру и детей в Париж, чтобы увидеть новую Эйфелеву башню. Он даже был удостоен чести стать первым официальным посетителем, и двухчасовую частную экскурсию проводил сам Гюстав Эйфель, который поднял королевскую семью на самый верх.
Как писала газета «Ле Фигаро» 11 июня 1889 года, Берти «очень заинтересовался» английским рестораном на первом уровне, но затем «восхождение продолжилось до третьего этажа без всяких перерывов, если не считать пересадок с лифта на лифт».