Самый Главный Господин

Но и те истории, в которых автор отказывается от интерпретации увиденного, звучат сильно. Например, о вдруг проступившей сквозь воспоминания супружеской любви («Вот такие пироги») или о женщине, которая поступила как будто совершенно правильно, переехала в Сергиев Посад спасаться, отказалась от семейной жизни по слову духовника, но в итоге утратила радость («Посадская тоска»). И нет у отца Павла никаких объяснений, почему сложилось именно так, нет попыток выяснить, кто прав, а кто не очень. В этом смиренном отказе разъяснять и интерпретировать неожиданно проступает столько силы и правды, столько той самой жизни, таинственной, сложной, текучей, подаренной нам Богом именно такой, что только и остается благодарить за нее Творца, а батюшку – за эту книгу, которая в итоге тоже дарит ощущение безотчетности небесной игры, как выразился один поэт.

Майя Кучерская

Монастырь сирийских отцов

В прошлом году довелось посетить Египет. Самое яркое впечатление – это, конечно же, коптские монастыри. Колыбель монашества. Имена, которые у каждого на слуху: Антоний Великий, Павел Фивейский, Макарий Египетский. Давно сложившиеся суровые иконописные образы из житий трещат по швам – когда видишь в монастырях молодых, сияющих счастьем монахов. Нас сопровождают звоном тимпанов – небольших ударных инструментов, типа литавр – и динамичными песнопениями, в которых, понятно, мы не знаем ни слова. Каждый монастырь – это целый город. Иногда десятки, порой сотни гектаров земли, огороженной от враждебного и завистливого взора иноверцев.

Копты не скрывают своей радости от встречи с нами. Они живут Христом – в Которого и мы веруем. А Он – Один. Для них жизнь во Христе – не теория, а суровая реальность жизни. В агрессивно настроенной мусульманской среде быть христианином – ежедневное исповедничество. Буквально за месяц до нашего приезда убили очередную монахиню. Просто так, подошли на улице – и застрелили. Ни за что. Точнее, за то, что смеет быть христианкой и носит огромный крест на шее – черный, кожаный, даже не металлический, не позолоченный. Не стесняясь свидетельствовать о своей вере – и понимать, какую цену, возможно, придется заплатить.

На руках у коптов – татуировки креста. Они с удовольствием их демонстрируют: крестик можно сорвать с шеи – а этот крест – только вместе с конечностью.

Я нигде не видел таких счастливых монахов, как в этих древнейших монастырях христианского мира. Они и не пытаются скрывать, что им там – хорошо. Когда мы рассаживаемся в просторной гостиной для беседы за чашкой чая, монахи буквально облепливают своего старенького игумена: кто-то ложится в ноги, кто-то присаживается рядом на пол на корточки, а один и вообще бесцеремонно сзади облокачивается на игуменское кресло. Они, словно котята, так и льнут к своему отцу.

Видя такую непосредственность, один из нашей группы решается задать давно мучивший его вопрос: «Отче, скажите, а как братия борется с унынием?» С первого раза переводчику не удается донести смысл вопроса, игумен никак не может взять в толк. Вторая попытка: «Ну, понимаете, когда монаху ничего делать не хочется, ему плохо, одиноко, он грустит, впадает в тоску и безысходность?» Со второго захода перевод удается. «А, понял! – радостно восклицает игумен и приподнимает голову. – Братья, вы что, унываете?» – обращается он к устроившимся вокруг него монахам. И тут происходит то, чего мы совершенно не ожидали. Они начинают… хохотать. Не улыбаться, не сдержанно похихикивать, не возмущенно отрицать – а хохотать в голос. Им на самом деле смешно. От нашего дурацкого вопроса. Можно ли спрашивать об унынии в семье, где тебя – любят?..

Спецназ

Большой спортивный зал. Пустой. По центру как-то странно кружатся два взрослых мужика. Очень крепких. В руках – по зачехленному армейскому ножу. Присматриваюсь – на головах полиэтиленовые пакеты. Мутные и мокрые от пота. Глаза уже вылезают из орбит. Им плохо. Задыхаются. Они, уже полусидя-полулежа, барахтаются из последних сил, пытаясь победить один другого. Наконец-то чехол ножа дотягивается до горла – и в этот момент победитель отключается совсем.

Тут же из темноты подбегает откуда-то появившийся врач, снимает пакет, меряет давление, пульс – приводит в сознание упавшего. Нет, это не какие-то странные развлечения подростков. Это обычная тренировка спецподразделения для выполнения особых задач. Когда надо научиться, умирая, не сдаваться и все равно побеждать.

Как хорошо, что подобные занятия проходят за закрытыми дверями. Вдалеке от всех любопытных глаз. А то какой бы был огромный соблазн подросткам попытаться устраивать подобные соревнования – а что, слабо, да?

Когда говорят, что монашество – свет мирянам, я сразу вспоминаю этот случай. Конечно же, свет – кто бы возражал? Такой же, как и спецназовцы – свет всем остальным солдатам. Да и не только солдатам.