Деваться некуда, пришлось дать. Тогда открывается дверь, и я вижу своего зареванного старшего сына. «Папа, прости меня, пожалуйста», – сквозь всхлипывания слышу булькающие слова. «Да что же ты натворил, в конце концов?» – «Папа, я раздавил своей пяткой твой планшет!» – «Как раздавил?» – «Ну, мы играли с ним на полу, там было одеяло, потом почему-то все перемешалось – мы стали баловаться и прыгать, и я на него со всего размаху наступил. Вот, посмотри, что от него осталось», – и с этими словами он протягивает мне планшет, ставший похожим на двускатную крышу. Одним словом, восстановлению не подлежит.
И тут меня разобрал смех. Я вспомнил, как просил Бога помочь справиться с этой зависимостью. Да, помогли. Более чем эффективно. Говорю сыну: «Смотри: ты понимаешь, что произошло? Ты раздавил мой планшет. Твоей ногой. Ты понимаешь, что я не буду себе покупать другой планшет. Неспроста ты его „попрал своей пятой“! Не я у тебя его отнял силой, а ты у меня!» И сынок успокоился. Все-таки трудно представить себе смеющегося папу, одновременно лихорадочно соображающего, как бы наказать безобразника.
Без планшета, конечно же, жизнь стала куда скучнее. Образовался некий вакуум, который чем дальше, тем сильнее хотелось заполнить. И вдруг я случайно заметил, что мой сынок стал сам читать книги, да еще и с таким увлечением – чего раньше за ним не замечалось.
Я, конечно же, вовсе не враг гаджетов и прочих высоких технологий. Но прежде чем кормить ребенка вкусными десертами, пусть сначала к нормальной и полезной пище привыкнет!
Воскресное утро священника
«Надо же, – думаю я, открывая глаза. – Красота какая! Уже выспался, а будильник еще и не звенел! Отлично! Можно без спешки правило к воскресной службе прочитать». Одевшись и умывшись, открываю молитвослов. «Благословен Бог наш…» Читаю предначинательные молитвы. Ум постепенно успокаивается от утренней встряски, приглядывается к словам – понемногу начинает включаться и сердце. «Во причастие святынь Твоих како вниду недостойный?»
– Папа, я ночью обдулся! – резкое выныривание из еще не начавшегося молитвенного умиления. Вариантов нет: надо идти спасать ребенка из мокрой постели. Благо времени еще предостаточно.
Покончив с гигиеническими процедурами, убедив дите, что вполне еще может поспать часик-другой в сухой и теплой постели, возвращаюсь к иконам. «Очисти, Господи, скверну души моея, и спаси мя, яко человеколюбец!» Ум никак не хочет снова сосредоточиться на словах молитвы. Остается одно: просто читать дальше. Умиление, похоже, сегодня нас не посетит. Ну да ладно, хотя бы вычитать положенное.
– Папа, я заснуть не могу!
О Боже.
– Ну раз спать не хочешь – тогда вставай, одевайся.
– Нет, я хочу, но не могу. Посиди со мной, пожалуйста.
– Хорошо, посижу – только мне надо правило дочитать.
Счастливый ребенок закрывает глаза – а улыбка с довольной физиономии еще долго не сходит. Знаю же, что не заснет, манипулятор мелкий, – ну да ладно, хотя бы сидя домолюсь. «Окропиши мя иссопом, и очищуся, омыеши мя, и паче снега убелюся…»
Из-под нависших снежных тяжелых туч едва брезжит рассвет – и затаенная тишина утра снова прорезается сочным голоском – только теперь куда более высокой тональности:
– Папа, доброе утро! Ты где?
Так, теперь и дочка проснулась. Ох, сейчас начнется настоящий шурум-бурум в доме и будет совсем не до молитвы…
В голове уже начинает мигать желтая лампочка: время! Я сегодня в храме – начинающий, опаздывать нельзя! Так, все ясно. Хотя бы молитвы без канона прочитать. Ум давно уже проснулся и легко переходит в турборежим. «Не бо яко презираяй прихожду к Тебе, Боже…» Что-то подозрительно тихо. Слишком тихо для нашего дома, в котором проснулась младшая дочка. Ладно, надо срочно домолиться. Все равно тихо. Словно все вымерли.
– Дочка, а ты где?
Тишина. Иду в спальню – никого. В детской – тоже. Спускаюсь вниз – сердце чует недоброе. Мимо лестницы ведет в коридор цепочка белоснежных отпечатков маленьких ножек. Это еще что такое?! В коридоре сидит совершенно счастливый ребенок и слизывает с пальцев ароматный творожный крем.
– Как ты торт достала? Он же на самой верхней полке холодильника… лежал…
Довольное дите молчит – рот занят едой. Подхожу к холодильнику. Картина кремом: распластавшийся по полу основанием вверх торт – и размазанные отпечатки маленьких босых ног. Меня разбирают одновременно гнев и смех. С правилом к Причастию на сегодня покончено. Две минуты на то, чтобы отмыть ребенка – и вручить мучительно пытающейся проснуться маме. С добрым утром, любимая! Я убежал на службу. Теперь дети – твои!
Медовый бочок