Самый главный приз

– Но ведь ты идешь на сделки с навами, не так ли? А чем Ярга от них отличается? Ничем. Он такой же темный, как Сантьяга, может, чуть темнее, но все недостатки навов и все их достоинства в нем есть. Он не нытик, ему чуждо сострадание, но он справедлив и честен в сделках. Если заурд дает слово – он его держит, когда заурд объявляет условия – он ничего не утаивает. Он сказал, что я никогда не стану ему ровней, но достаточно побыть рядом с ним, чтобы осознать эту простую истину. Он сказал, что ему плевать на тех, кто ниже. И это было очевидно. Вы, чуды, трясетесь над своей кровью, готовы убить меня за то, что я похожа на тебя, а не на мать, – а он смеется над вами.

– Потому что у темных нет полукровок.

Но Дагни не услышала.

– Заурд сказал, что я смогу защитить себя, и не обманул, я могу убить любого из вас: командора войны, жрицу, нава – кого угодно. И я не хвастаюсь.

– Я знаю.

– Заурд сказал, что я могу быть кем угодно, владеть любой силой, уехать на край света, но пока есть Тайный Город, не смогу спать спокойно. Заурд сказал, что ни я, ни мои дети, никто из нас не сможет жить в мире. И лишь разрушив ваше общество и изменив ваши законы, я смогу избавиться от страха смерти.

– Тебе ничего не грозит, пока о тебе никто не знает.

– Разве это справедливо?! – не сдержала восклицания Дагни. – Ко мне? К другим, таким же, как я? В чем наша вина, папа? Чем мы провинились?

– Разве Ярга думает обо всех?

– В его империи кровь не будет иметь значения.

– Если это не кровь нава, – жестко уточнил Франц. – Ярга строит не идеальное общество, а темную империю, в которой все, кроме навов, будут находиться в положении рабов.

– А сейчас…

Однако великий магистр не позволил себя перебить.

– А сейчас мы на равных, кем бы навы себя ни считали, – резко ответил он, глядя дочери в глаза. – Может, каждый нав по отдельности и превосходит выходцев из других семей, но Людь и Чудь называются Великими не из вежливости, а потому, что Навь ничего не способна с нами поделать. Ничего. И так должно оставаться.

Он стукнул кулаком по столу, однако видимого эффекта не добился.

– Вы постоянно грызетесь между собой, – угрюмо напомнила рыжая.

– А при Ярге надсмотрщики будут просто убивать провинившихся. Насилия не избежать, дочь, ни одно государство не способно жить без насилия.

Она молчала, но Франц не понял, чем закончился их разговор, появились ли в стене новые трещины, и поэтому продолжил:

– Ты ведь понимаешь, что Ярга не знал, как я поступлю? – произнес он, продолжая смотреть Дагни в глаза. – Сейчас мы имеем то, что имеем: я поддался слабости и думаю лишь о том, как тебя спасти, но ведь я мог остаться верным закону и приказать убить тебя. Ярга отправил тебя на смерть.

– Заурд говорил, что план достаточно рискованный, – не стала скрывать рыжая.

– Слишком рискованный.

– Но ведь я жива. – Она передернула худенькими плечами и улыбнулась.

А потом поднялась, показывая, что хочет завершить разговор.

– Ты даже не представляешь, перед каким выбором я оказался, – произнес оставшийся в кресле де Гир.

– Представляю, – вдруг ответила ему дочь. – Когда мы продумывали операцию, заурд подробно рассказал, что будет, но… Но он во многом ошибся. Ты оказался гораздо лучше, чем о тебе говорил Ярга.

И не дожидаясь ответа, покинула кабинет.

* * *

Зеленый Дом, штаб-квартира Великого Дома Людь

Москва, Лосиный Остров,

14 июля, четверг, 18:52

Что может быть хуже недоверия? Только тотальное недоверие. Гнетущее, убивающее понимание того, что никому вокруг нельзя верить. Холод в груди, когда приходится поворачиваться спиной даже к собственным телохранителям. Чувство жгучего стыда, когда, ложась спать, ты вынуждена наводить мощнейшие защитные заклинания – изнутри. И унижение от того, что перестала получать оргазм даже в объятиях молодого, горячего и умелого любовника, потому что каждую секунду ждешь удара.

Что может быть хуже?

Всеведа прекрасно понимала, что не вызывает теплых чувств у подданных. Ее не могли прямо обвинить в предательстве – для этого она была слишком умна, осторожна и тщательно продумывала каждый шаг, ее не могли даже обвинить в намеренных интригах, приведших к смерти королевы Всеславы и потрясениям в Великом Доме, но ее не любили. Наверное, подсознательно. Не было в ней ни грана жизненной энергии и озорства предыдущей королевы. Не было в ней тепла, в котором так нуждались подданные после кровавых междоусобиц.

И все знали, что, если Всеведа умрет, плакать никто не будет.

Врагов, готовых сделать так, чтобы она не слишком задержалась на этом свете, у Берегини было предостаточно, а вот друзей или хотя бы верных соратников с каждым днем становилось меньше. В тщательно разработанные планы закрадывались досадные ошибки, возникали неучтенные обстоятельства, враги ухитрялись наносить внезапные и болезненные удары, а платить за все приходилось кровью – когда на кону власть, даже золото теряет привычную цену.