Самый глупый ангел

Тео ответил не сразу. Он словно бы дожидался ответа от оракула из декольте. А потом взглянул на Така снова и сказал:

— Да, я вам верю.

Летчик едва не задохнулся имбирным элем. Отплевавшись, он выдавил:

— Ух ты. Как служитель закона, вы никуда не годитесь, Тео. Нельзя верить случайному незнакомцу в баре. — Такер не привык, чтобы ему вообще верили, поэтому видеть человека, принимающего тебя по номиналу…

— Эй, эй, эй, — сказал Гейб. — Зачем же так-то?

— А идите вы на хуй, парни! — вдруг рявкнула женщина в красном пуловере, вскочила с табурета и сдернула со стойки ключи от машины. — Я тоже человек, знаете? А это вам не телефон доверия. — И она приподняла снизу груди, обтянутые красным пуловером, и потрясла ими перед носом у негодяев. Ключи жизнерадостно зазвякали, совершенно погасив взрывную волну от вспышки ее гнева.

— О… боже… мой… — вымолвил Гейб.

— Нельзя так не обращать внимания на живого человека! А кроме того, вы слишком старые, вы рохли, и уж лучше на Рождество остаться одной, чем хоть на пять минут — с вами, паршивцами!

С этими словами она швырнула на стойку мелочь и пулей вылетела из бара.

Поскольку Тео, Так и Гейб были мужчинами, они проследили взглядом за ее задницей.

— Слишком старые? — переспросил Так. — А ей сколько — двадцать семь, двадцать восемь?

— Ну да, — ответил Тео. — Под тридцать, может, чуть за. Мне совсем не показалось, что мы не обращали на нее внимания.

Мэвис Сэнд сгребла со стойки деньги и покачала головой:

— Вы все обращали на нее вполне должное внимание. У женщины проблема, если она ревнует к своим молочным железам.

— Я думал об айсбергах, — признался Гейб. — У них только десять процентов над поверхностью, а ниже — как раз все опасности. Ох нет, на меня опять блюза́ напрыгнуло. — И голова его рухнула на стойку и подскочила.

Так посмотрел на Тео.

— Вам помочь донести его до машины?

— Он довольно развит, — ответил констебль. — Пара докторских степеней все-таки.

— Ну ладно. Вам помочь донести профессора до машины?

Тео попробовал сунуться плечом под мышку Гейба, но, учитывая, что был почти на фут выше друга, получилось не очень.

— Тео, — рявкнула Мэвис. — Не будь же, ять, таким задротой. Пусть мужик тебе поможет.

После трех неудачных попыток перекантовать мешок с песком по имени Гейб Фентон, Тео кивнул Такеру. Каждый взял себе по руке биолога и совместно они повели/поволокли его к задней двери.

— Если сблюет, я нацелю его на вас, — сказал Тео.

— Лене очень нравились эти ботинки, — ответил Так. — Но делайте то, что вам велит долг.

— У меня нет сексапила, рам-па-пам, — пропел Гейб, проникшись наконец рождественским духом. — И общаться я не в силах, рам-па-пам.

— Рифма, что ли? — спросил Так.

— Я же говорил, он способный, — ответил Тео.

Мэвис проскрежетала мимо и придержала им дверь:

— Ну так что, жалкие рохли, увидимся на Одиноком Рождестве, да?

Они остановились, переглянулись, ощутили общность своего коллективного рохлизма и неуверенно кивнули.

— Мой обед на волю рвется, рам-па-пам, — пропел Гейб.

А девочки тем временем носились по всей церкви Святой Розы — развешивали гирлянды и накрывали столы к Одинокому Рождеству. Лена Маркес уже в третий раз обходила зал со стремянкой, липкой лентой и рулонами зеленой и красной жатой бумаги величиной с колеса грузовика. («Ценовой клуб» в Сан-Хуниперо торговал только одним размером — очевидно, чтобы можно было украсить целый океанский лайнер за один заход.) Серийное гирляндирование отвлекало Лену от забот, но церквушка теперь больше напоминала гнездо эвока-дальтоника. Если бы Лену вскоре не остановили, гостям грозило бы заблудиться и задохнуться в праздничных застенках радостного садомазохизма. Но к счастью, когда Лена перемещала стремянку, чтобы начать четвертый раунд, внутрь засунулась нога Молли Мичон и двойные церковные двери распахнулись. Первое дуновение бури ворвалось в зал и сдернуло со стен всю бумагу.

— Ну ёб твою! — сказала Лена.

Жатая бумага вихрем закрутилась по залу и сбилась в огромный ком под буфетными столиками, которые Молли расставила в ряд у стены.

— Я тебе говорила, плотницкий пистолет полезнее липкой ленты, — сказала Молли. В руках она держала три стальные кастрюли с лазаньей, а дверь все равно умудрилась захлопнуть одной ногой. Она вообще была проворная.

— Это памятник истории, Молли. Тут нельзя вгонять скрепки в стены.

— Ну да, можно подумать, после Армагеддона будет не все равно. Отнеси их вниз, в холодильник. — Молли вручила кастрюли Лене. — Я сейчас принесу пистолет из машины.

— Что это значит? — не поняла Лена. — Ты имеешь в виду наши отношения?

Но Молли уже выскочила наружу, на ветер. В последнее время она изъясняется сплошь загадками. Она будто разговаривала не только с Леной. Странное дело. Лена пожала плечами и направилась к ризнице, откуда лестница вела в подвал.