— Тоже не все слава Богу, — вздохнул Федор Васильевич. — Нужен ему кто-то, кто дополнит, направит, придержит. Жаль, оженился уже Великий Князь. Так бы мы его с Александрой Платоновной и повенчали бы. Впрочем, всякое может случиться Александрой Федоровной, так что и такой вариант я бы не исключал. Принимаем в работу?
— Согласен, граф, принимаем.
И два человека, сосредоточившие в своих руках огромную власть, во много определяющие судьбу страны, уставились на меня.
А потом дружно расхохотались.
— Ох, видела бы ты свою физиономию сейчас, Сашка! — сквозь смех выдавил Ростопчин. — Плачущая Дева, а глаза как у воробушка испуганные!
— Дураки вы оба! — обиделась я, но тоже несмело улыбнулась.
Уже в карете с Аракчеевым мне пришлось объяснять, кто такой Добрей, как я с ним познакомилась, и что такого он подсказал. Граф повелел отправить гонца в Петропавловскую крепость и распорядиться о Спиридонове. Николая Порфирьевича пока велел не отпускать, но перевести его в комендантский домик, где умыть, обогреть, сытно накормить и проявить всяческое уважение. А мне наказал завтра же найти пристава и включать его в расследование, которым, как оказалось, теперь руковожу я!
— Я ж не умею!
— А и не надо уметь. У Вас для того люди есть, вот пусть и работают, но Вы в делах манихейских разумеете больше, потому и контролируйте, направляйте. Умная Вы, Александра Платоновна. Сами сказали — использовать Вас надо правильно, чтобы угрозы государству не было. Вот и впрягайтесь в хомут. Игры закончились, сами видите. Кстати, что это за пистолет такой хитрый у Вас? Это сколько же Вы из него выстрелить смогли?
Я достала револьвер и протянула его графу. Аракчеев покрутил оружие в руках и очень быстро разобрался в его устройстве, даже сам, без моих подсказок поменял барабан на тот, в котором еще оставался патрон.
— На моем заводе сделали, с инженером одним придумали.
— Мне надо десять таких. За каждый плачу по пятьсот рублей серебром.
— Тысяча, Ваше Сиятельство! Механизм сложный, работа ручная, штучная. Да и экземпляр сей пробный, будем улучшать еще.
— Согласен на тысячу, — быстро согласился граф, а я поняла, что, во-первых, продешевила, во-вторых, уже окупила премию Кутасову.
— У меня нет разрешения на выпуск оружия.
Аракчеев только махнул рукой, мол, негоже о таких мелочах беспокоиться.
Возле дома было тихо, только дежурили гренадеры, сообщившие, что господа полицейские из квартиры Пестелей уже ушли, дверь за собой заколотив, чтобы нечистые на руку люди ничего оттуда не вынесли. Алексей Андреевич решил подняться со мной — наведать Варвару, но на его стук никто не ответил, а мне открыла Танька, чей взгляд был весьма осоловелый.
— Барышня! Вернулись!
И чуть не упала, осталась на ногах только лишь подхваченная Аракчеевым. Он втащил ее в квартиру, где обнаружилась не менее пьяная Пукалова.
— Алешенька! Родной мой! Как же я теперь без Ванечки моего! Сашка! Из-за тебя его подстрелили!
И Варвара заплакала винными слезами. Таня кинулась к ней с утешениями, и уже через секунду рыдали обе.
— Дела, — пробормотал Тимофей.
— Заберу я ее, — тихо сказал граф. — Не обижайтесь на ее слова, Александра Платоновна. С горя и винного духа и не такое скажешь.
— Полно-те, Алексей Андреевич.
Аракчеев осторожно высвободил Варвару из рук моей горничной и повел к выходу. У дверей та вдруг стала вырываться и просить у меня прощения, затем выговаривать любовнику, мол, всегда твердила ему про, что Борис — человек бесчестный. Граф прижал Пукалову к себе, прошептал что-то на ушко и вывел вон.
Ну да, Борис у нее негодный, но вот папеньку его Варвара всегда уважала ведь, и через Аракчеева помогала его гешефтам.
Впрочем, это уже точно не мое дело. В гостиной обнаружились две пустые бутылки из-под шампанского и одна начатая, причем такая, какой у меня и не было.
— Варуха принесла, — пояснила Таня заплетающимся языком.
При этом на столе бокал был только один, а служанка не решилась пить из барской посуды, поэтому наливала вино в стакан! Я плеснула немного себе, но девке пить уже запретила, и так уже на ногах еле стоит. К хмельному она совсем непривычная, поэтому алкоголь с пузырьками ударил в голову сильно.
— Асланушка! — уже совсем невнятно протянула Танька и повисла на черкесе.
Тимка и Андрей одномоментно притворно вздохнули, а Аслан ослепительно улыбнулся. Я попросила его увести горничную в ее каморку, ибо толку от нее сейчас никакого.
— Будете? — я показала на бутылку, но охранники отказались.
Андрей пошел готовить кофий, Тимофей устало опустился на стул. Его явно начала снедать печаль о погибшем друге, но я не знала, как можно утешить в такой ситуации. Тимке бы поспать, а он просто сидел и молчал. Я подошла к нему и трижды расцеловала в щеки, а затем тихо расплакалась.
— Ну что Вы, сударыня, не надо, а то и я сейчас разревусь.
— Плачьте, Тимофей, нет стыдного в том, чтобы о товарище слезу уронить.
— Все там будем, Александра Платоновна.
Вернулся Аслан, он похлопал Тимку по плечу, но ничего говорить не стал.
— Не остались с девушкой? — утирая слезу спросила я с улыбкой.