Самый яркий закат (ЛП)

Я улыбнулась той нелепой игре, которую он придумал в тот день в больнице, чтобы отвлечь меня. Но таков был Портер. Он много чего делал, чтобы заставить меня улыбнуться, хотя это казалось невозможным.

Покачивая бёдрами, я неторопливо подошла к нему.

— Через шесть минут мы будем уже в машине, на обратном пути к нашему дому, чтобы забрать вещи. — Я нырнула под его руку и прижалась лицом к его боку, обхватив руками его талию.

Наконец он оторвал взгляд от телефона, и показалось, что воздух наэлектризовался. Его лицо было напряжено, а челюсти сжаты. Но его глаза — Боже, я никогда не забуду его глаз — были полны света.

— Портер? — прошептала я.

— Через шесть часов мы будем сидеть в послеоперационной палате с Трэвисом. Слушая звук его нового сердца, бьющегося на мониторе. — Его голос дрогнул, плечи затряслись, но из горла вырвался громкий и радостный смех.

Нервы и волнение вспыхнули во мне, когда волосы на затылке встали дыбом.

— Что? — выдохнула я.

Он улыбнулся мне.

— Сейчас его готовят к операции. Нам нужно в больницу.

Моё лицо сморщилось, но сквозь всё это на моих губах появилась улыбка.

— Серьёзно? — спросила я, не веря, что это, наконец, происходит и, надеясь, что на этот раз всё будет по-настоящему.

Глаза Портера наполнились такой любовью, о какой я и не подозревала всего несколько месяцев назад. А потом он низко наклонился и одним прикосновением губ передал всё это мне.

— Серьёзно, милая.

***

Мы были одни в темноте.

Место, где всё это началось.

И место, где мы отчаянно надеялись, что это закончится.

Я лежала у него на коленях, наши дыхания сливались, и тишина наполняла воздух.

Никаких признаний не было и в помине.

Прошло уже четыре часа с тех пор, как медсестра сообщила нам, что они приступили к операции.

И вот уже два часа, как она вернулась, чтобы сообщить нам, что его сердце было удалено.

За исключением того дня, когда я поняла, что он пропал, я никогда в жизни не была так напугана. Примет ли его тело новое сердце или нет, пути назад уже не было.

Но именно это и было с нашей жизнью — никто из нас не хотел возвращаться назад. Все наши надежды и мечты были связаны с будущим, которое лежало перед нами.

Образы Трэвиса, окончившего среднюю школу и присутствовавшего на своём первом выпускном балу, освещали заднюю часть моих век.

Образ Портера, держащего меня за руку, когда он становится старше, его волосы седеют, но его заразительная улыбка никогда не исчезает.

Ханна расцвела, превратившись в молодую женщину, любящую вечеринки с ночёвками, краситься и хихикать над мальчиками до трёх часов ночи.

И я переживаю всё это вместе с ними, лелея каждое мгновение той красоты, о которой никогда не думала.

Портер уткнулся носом в мою скулу, и я закрыла глаза, наслаждаясь теплом, которое обрушилось на меня, прогоняя холод реальности.

Никаких вопросов.

Никакого осуждения.

Никакого притворства.

Никаких извинений.

Мы оба подскочили, когда дверь с треском распахнулась.

Тьма расступилась, уступая место свету.

Палками и камнями можно поломать мне кости, но слова мне боли никогда не причинят.

Ложь.

Мы не чувствуем слоги и буквы, но они всё равно могут уничтожить всю нашу жизнь быстрей, чем пуля, вылетевшая из пистолета.

Однако они также могут исцелять ваши раны, связывая части вашего сердца вместе, когда казалось, что вся надежда потеряна.

Слова не всегда были оружием.

Иногда они были самым сладким лекарством.

Восемь слов. Это было всё, что нужно, чтобы омыть весь мой мир самым ярким светом, который только можно себе представить.

— Он отлично справился. Всё будет просто замечательно.

Эпилог

Шарлотта

— Это несправедливо! — Трэвис жаловался примерно в четырёхсотый раз с тех пор, как началась вечеринка.

Две свечи в виде единичек горели сверху его шоколадного торта, освещая его лицо, когда пурпурные и розовые лучи заката позади него исчезли в темноте.

Различные оттенки синего, зелёного и коричневого серпантина — цвета Майнкрафт — украшали веранду нашего нового дома. Мы прожили здесь всего несколько месяцев, но он был больше похоже на дом, чем у меня когда-либо был за последние десять лет. Это не имело никакого отношения к дому с пятью спальнями и тремя ванными, который мы с Портером выбрали вместе — всё это было связано с тремя людьми, которые делили его со мной.

Хотя Портер убедил меня переехать к нему, у меня всё ещё оставалось несколько оговорок. И только через несколько недель после того, как я официально сменила свой адрес, я поняла это. Кэтрин, возможно, и не была частью его дома, но когда я стояла на нашем крыльце и смотрела, как Ханна собирает светлячков в банку из-под маринованных огурцов, маленький одноэтажный домик, который Портер делил со своей бывшей женой, издевался надо мной с самого конца тупика.

Ей не удалось стать частью этой красоты. Даже в воспоминаниях. По крайней мере, не моих.