Поездка заняла чуть больше часа, таксист — приятный пожилой дядька — говорил, не умолкая. Бирюзовое море простиралось слева до самого горизонта, шоссе было сухим и чистым, мелькали пальмы.
Так странно было очутиться в тепле после вьюги и двадцатиградусного мороза. В аэропорту я переоделась, поменяла пуховик на осеннюю куртку. У нас похожая погода стоит в апреле, а сейчас, вообще-то, декабрь. Живут же люди!
Вспомнила, как мы мчались по побережью на арендованном «мерседесе», и стало грустно: тогда с Андреем Константиновичем все было в порядке, и Кирилл радовался скорой встрече с родителями.
Красивые пейзажи и разговорчивый таксист отвлекали от тяжелых мыслей, поэтому я охотно включилась в обсуждение внутриполитической ситуации Франции. Тьерри оказался ярым сторонником Национального фронта, поэтому мы разобрали по пунктам программу политической партии, упомянули всех противников Марин Ле Пен, вспомнили ее нашумевшие дебаты с Мануэлем Вальсом. Я вставляла замечания, соглашалась, возражала — все, что угодно, лишь бы не думать о том, что сейчас мне скажут на вилле.
Что с Андреем Константиновичем? В каком он состоянии?
С забора на нас уставился глазок видеокамеры, затем ворота поехали в сторону.
— Богатые русские, — с пролетарским презрением усмехнулся Тьерри.
Я сказала таксисту, что тут живут очень хорошие русские — милые и интеллигентные, а вовсе не те, от чьих чудачеств содрогается южное побережье, и которые устраивают «пробки» из гигантских яхт в бухтах Лазурного берега и поливают топ-моделей шампанским Dom Perignon.
Выбираясь из машины, я умирала от страха, но в то же время испытывала радостное волнение в преддверии встречи с Кириллом… Мы столько дней провели вдали друг от друга!
Нет, на вилле любимого мужчины не оказалось. Меня приняли в объятия встревоженные Лейла и Клеманс и насупленный Жерар. Мой приезд обрадовал французов, они говорили хором и гладили меня по плечам. Сказали, что с самого утра нет связи с хозяевами, Андрей Константинович находится в больнице, расположенной в центре Ниццы.
Я так и знала! Словно чувствовала, что Кирилл где-то рядом!
Из груди вырвался душераздирающий вздох. Я столько часов провела в пути, но все еще не достигла цели и до сих пор не узнала, что с папулей.
Делать нечего, мы с Тьерри отправились обратно.
Когда такси тронулось с места и доехало почти до ворот, из дома выпрыгнула Лейла и с помчалась за нами с громкими воплями.
— Мон Дье! — испугался водитель.
Хоть Кирилл и называл помощниц «девушками», однако дамы были довольно упитанным. Поэтому Лейла, пробежав несколько десятков метров вслед за автомобилем, запыхалась и покраснела.
— Катя, возьми! Возьми, возьми! Талисман нашего мсье! Это поможет! — она сунула в открытое окно машины… серебряную ложку Андрея Константиновича.
Оставив водителю целое состояние, я неуверенно вошла в ворота клиники. Здание больницы, представлявшее собой стеклянный куб, переливалось в лучах солнца.
Несколько шагов — и я испуганно замерла: увидела Кирилла. Мой любимый стоял у больничного крыльца в тени высокого дерева и выглядел так, что у меня земля ушла из-под ног, а в сердце с размаху воткнули отточенный кинжал. Небо раскололось, солнце померкло, все вокруг погрузилось в горестную тьму.
Наверное… уже… все.
Я смотрела на Кирилла и чувствовала, как глаза наполняются раскаленными слезами, а горло сжимает железной перчаткой. Кирилл меня не видел, он был полностью поглощен тяжелыми мыслями.
Бедный мой! Как же ему сейчас плохо!
— Кирилл, — прошептала я, но тут же закричала: — Кирилл! — и побежала к любимому.
Он меня заметил. Его лицо в тот же миг озарилось безудержной радостью, он бросился навстречу, и через пару мгновений я уже оторвалась от земли, взлетела, поднятая его сильными руками.
— Катюша, милая, ты приехала!
— Конечно, я приехала! Сразу, как только узнала, помчалась следом за тобой!
— Солнышко мое!
Кирилл прижал меня к себе, мое лицо оказалось чуть выше, я тут же обвила руками шею милого друга и принялась осыпать его поцелуями. Я установила мировой рекорд скоростного целования — сто поцелуев в секунду!
По моим щекам текли слезы, и они немедленно перемещались на лицо Кирилла. Он тоже меня целовал — торопливо, лихорадочно, так, словно я была живительным источником, а он никак не мог напиться после долгой и мучительной разлуки. Его глаза были в сеточке красных сосудов, меж бровей залегла глубокая морщина.
Как его жаль!
— Кирилл, должна тебе сказать… — горячо зашептала я. — Я тебя люблю, люблю! Я тебя обожаю! Когда мы расстались, я наконец поняла, какие чувства к тебе испытываю. Не хочу жить без тебя, в этом нет никакого смысла. Хочу постоянно быть с тобой! Милый мой, удивительный, любимый… Ты чудесный, я так тебя люблю, Кирилл!
— Маленькая моя девочка… Я тоже тебя безумно люблю. Давай больше никогда не будем расставаться?
— Никогда!
— Второй раз я этого не вынесу. Без тебя жить совершенно невозможно. Больше тебя ни за что не отпущу. Даже не надейся снова от меня сбежать!
— Я и сама не хочу. Я намучилась без тебя, Кирилл! Ужасно намучилась! Скучала, тосковала…
— И я намучился.