Ковыляя по палубе здоровенного фрегата, я вспоминал ночную матерную лекцию морского эльфа. Парусные корабли на Кендре цвели и пахли, получив новую жизнь из-за принесенной драконами магии. Даже совершенно неопытный в морских делах я без труда мог заметить ту скорость, с которой «Молниеносный» пёр вперед. Именно пёр, иначе это могучее движение назвать было сложно. Корабль летел по волнам так, как могла бы лететь легкая яхта какого-нибудь земного олигарха, который, отдав приказ поднять паруса с запущенным движком, ещё и своим холеным пальчиком врубил этим самым движкам закись мазута. При этом здоровенный фрегат, лишь каким-то произволом и попустительством местных богов считающийся контрабандистским судёнышком, почти не скрипел, несмотря на мощную нагрузку.
Магия. Технологии. Две стороны жизни Кендры, между которыми шла безусловная вражда, обусловленная очень простым мотивом — политика. Развитые индустриальные страны, по исторически сложившимся традициям, мирно эксплуатировали и грабили страны не очень развитые, подкрепляя своё право автоматическим оружием, артиллерией и легкими бомбардировками. После Полёта Драконов шанс появления дара мага даже у самого занюханного охотника в джунглях или прериях стал отличаться от нуля, а вот ума, чтобы жахнуть сырой силой или примитивным заклятием, вымоленным у своего божка, много не требовалось.
А когда у тебя на артиллерийском крейсере внезапно умирает в муках вымуштрованная профессиональная команда, которую не вдруг и заменишь, да ещё и от рук грязных варваров — это очень больно и обидно. В цивилизованных местах магия быстро стала государственной прерогативой с обязательным приведением к присяге всех пользователей — свободные люди, оперирующие неустановленным объемом силы, не были нужны никому. Лидеры технического прогресса вовсю старались загнать «дикарей» назад под шконку, те успешно огрызались — шел обычный процесс стабилизации. Мощь индустриального общества против личного могущества случайного разумного.
«Молниеносный» был воплощенным в эльфийском дереве примером магии Кендры — быстрый, неприхотливый, совершенно не зависящий от топлива, он мог похвастать сверхъестественной крепостью корпуса, а также чрезвычайно злыми алхимическими начинками ядер своих пушек, лишь казавшихся примитивными. Разумеется, что несмотря на всю мощь магии, контрабандист не мог вести прицельный огонь на расстоянии в несколько километров, зато мог на короткое время сильно ускориться, стать куда маневреннее и, непрерывно уклоняясь, подойти на расстояние залпа к любому немагическому противнику. Потом говорила алхимия. Один залп — и даже современный броненосец выходил из игры, а то и шёл на дно.
Уверения капитана звучали дико… но я верил. Слишком уж он небрежно и точно описывал ночью, что случается с кораблем, когда в его борт или палубу врезается волшебное ядро. Нагревающая часть смеси вступает в реакцию с охлаждающей, море раскаленного пара, вкрутую сваренная часть команды из тех, кто не успели спрятаться… брр…
На матросящих вокруг эльфов я внимание не обращал, что было совершенно взаимно. Одинаковые яркоглазые «прибалты» отличались друг от друга лишь цветом волос и глаз. Загорелые почти до черноты, они шуршали по своим матросским делам с серьезными лицами, прямо как будто находились на службе в императорском флоте. Если бы ещё и «леди Эскильда» последовала их примеру, но нет, при виде хромающего меня, она выпустила из своих объятий продолжающего тошнить Арктурчика, тут же запорхав в моем направлении.
— О! Вы тоже пассажир? Как приятно! Мы слышали, как вы с капитаном ночью стреляли! Так захватывающе! Давайте знакомиться! Я — леди Хильда тир Укланд из Зейрхолла! — тут же закурлыкала она, вгоняя меня в моментальное тихо бешенство одним только видом своих безумных глаз.
— Черен стервень! Нихт говоритен! Шляйтен до лесу унд дайтен дуба! — вырвалось у меня на чистом… ну ладно, не очень чистом русском. Почти рефлекторно. На что-то более вменяемое рассчитывать по причине похмелья не получалось никак.
— Что?! — заморгала тощая жердь, — Вы не знаете дросик?! Позвольте, но как…
— Шляйтен дранг кретинен! — снова гаркнул я, указывая дулом ружья на вновь поникшего как лютик на ветру Арктурчика, — Нихт говоритен!
Затем оставалось лишь слегка оттолкнуть плечом застывшую в ошеломлении каланчу плечом, чтобы гордо прохромать вниз по лестнице к каютам. Услышав за своей спиной досадливое «Грубиян!», я лишь улыбнулся — кажется, все получилось.