Ромео, чувствуя, что за все неприятности, обрушившиеся в тот вечер на семью Дани, львиная доля ответственности лежит на нем, остался со Стеллой и "бедной тетей". Первой он помог приготовить легкий ужин, а со второй поддерживал довольно странный разговор, ибо старая Пия, видимо, совсем ушла в прошлое. Сейчас, когда обе женщины нуждались в его помощи, Тарчинини позабыл и о работе, и о том, что привело его в дом Дани. После скудной совместной трапезы (инспектор Дзамполь умер бы на месте от удивления, узнав, что его шеф осмелился сесть за стол в доме предполагаемого убийцы берсальера), полицейский даже скинул пиджак и, пока Стелла штопала дыры, пробитые пулями Пеццато, Ромео, глядя на девушку, вспоминал своих двух Джульетт, жену и дочь, и разливался соловьем - говорить на эту тему он мог до бесконечности. Поэтому, даже когда девушка покончила с добровольной работой, он все не умолкал. Однако ей, по всей видимости, рассказ веронца не доставлял особого удовольствия, так что в конце концов Тарчинини удивился и даже обиделся. Стелла поспешила объяснить, в чем дело:
- Простите, синьор комиссар, но вы рисуете мне картину счастливой семейной жизни... жизни, которой мне теперь уже не видать. И мне больно... очень больно...
Она отчаянно пыталась сдержать слезы, и Ромео, с его вечной жаждой утешить горюющую женщину, во что бы то ни стало решил заставить ее улыбнуться.
- Да ну же! Не надо плакать, бедняжка! У вас ведь будут и муж, и детишки, как у всех на свете, верно?
- Обычно у нас принято сначала выходить замуж, и только потом рожать детей... А у меня уже скоро появится ребенок, но насчет мужа...
- Basta! Вы молоды, красивы и наверняка найдете человека, который вас полюбит!..
- А кто, кроме меня, сумеет полюбить моего малыша?
- Как - кто? Да, конечно же, тот, кто влюбится в его маму и предложит ей выйти замуж!
- Ни один парень не захочет взять меня с таким подарком в придачу!..
Девушка так тяжко страдала, что Тарчинини не выдержал:
- И однако я сам знаю человека, который с удовольствием женится на вас!
Стелла удивленно уставилась на полицейского, пытаясь понять, смеется он над ней или нет.
- Бедняге ужасно не повезло с женой, но теперь она умерла... Потом он и слышать не хотел о женщинах... Черствел и буквально на глазах превращался в этакого бирюка, пока... не увидел вас!
- Меня?
Комиссар подумал, что хватил через край и давать волю фантазии наверняка не стоило, а теперь он вляпался в безвыходное положение, но, глядя на посветлевшее от восторга личико Стеллы, уже не мог остановиться.
- Ну да, любовь с первого взгляда...
- И... и он знает, что...
- Все знает... и про берсальера... и про бамбино...
- И, несмотря на это, я ему нравлюсь?
- Нравитесь? Мадонна! Да он с утра до ночи донимает меня разговорами о вас! "Шеф, - говорит, - как вы думаете, может она меня полюбить?.. Шеф, как по-вашему, она не рассмеется мне в лицо, если я скажу о своей любви? Я никогда не осмелюсь, шеф..."
Тарчинини выдумывал, вышивая по новой канве историю любви, вечно звучавшую в его душе. Он никогда не напишет ее, но будет жить ею до конца своих дней. В сущности, Ромео даже не лгал. Нет, он совершенно искренне думал, что ради общего счастья все должно случиться именно так. По правде говоря, очень скоро веронца уже не смущали никакие условности и ограничения. Идиллия рисовалась ему исключительно в лазурных тонах.
- Он любит вас и не смеет в том признаться, Стелла. Неужели вы откажетесь от своего счастья? Нет, это вы должны взять парня за руку и сказать, что знаете о его чувствах...
Ромео с блеском разыграл всю сцену. Он изображал отважную девушку, ради собственного счастья готовую отринуть предрассудки, и молодого человека, от восторга не смеющего верить собственным ушам. Описывая их встречу, он как будто сам переживал каждый миг, и обжигавшие его веки слезы умиления были настоящими, ибо Тарчинини, как и "бедная тетя" Пия, жил в не совсем реальном, далеком от нашего мире. И лишь прямой вопрос Стеллы Дани вернул его на землю:
- А почему он называет вас шефом, синьор комиссар?
В голове Ромео произошло что-то вроде сейсмического толчка. Сообразив, куда завели его краснобайство и природная восторженность, полицейский на минуту окаменел, но отступить он не мог, не рискуя прослыть лжецом. Тарчинини лишь проклял про себя неумеренную страсть к речам и попробовал утешиться мыслью, что все равно подумывал соединить инспектора и несчастную девушку. И все же, отвечая на вопрос Стеллы, Ромео чувствовал комок в горле, словно заведомо обманывал ее доверие.
- Потому, - смущенно пробормотал он, - что я говорил об Алессандро Дзамполе, инспекторе, который вчера вечером вырвал меня из когтей вашего брата...
Глава 5