Самый красивый хулиган

Мать вынырнула из полумрака комнаты с бокалами наперевес. Она была в очень маленьком черном платье и легком подшофе. Вручив оторопевшим от ее выхода близнецам вино, она танцующей походкой дошла до стола и подхватила узкий бокал с шампанским.

– За воссоединение семьи, – улыбнулась она, делая глоток.

– Мам, ты решила спиться или планируешь открыть в отеле филиал винно-водочного? – вскинул брови Эрик, окидывая взглядом три бутылки вина и початую бутылку дорогого коньяка.

– Эрик, не зуди, мы же празднуем! – весело воскликнула Татьяна, стукая своим бокалом о его. – Все закончилось.

Настя оторопело переводила взгляд с матери на брата, который выглядел таким же потрясенным, как и она сама, и обратно. Смысл слов доходил до нее с трудом, как свет автомобильных фар пробивается сквозь туман.

– В смысле, все закончилось? Что это значит? – озвучил ее вопрос Эрик.

– Это значит, что я… нет, мы с Тимуром все разрулили.

Эрик не сразу понял это странное и такое непривычное «мы». Обычно у мамы все было «я», «я», «я», а тут «мы». И только посмотрев на сестру, он вдруг сообразил, что Тимур все-таки новый мужик.

– То есть ты и Тимур… э-э-э, встречаетесь? – уточнил он.

– Ага, – кивнула Таня. – И нечего так на меня смотреть, я что не имею права влюбиться?

– Влюбиться? Мам, сколько ты выпила? – не выдержала Настя.

Если она что и знала о своей маме, так то, что «влюблялась» она исключительно в статусных мужчин в дизайнерских костюмах и при больших деньгах. А Тимур в своем свитерке и джинсах явно не тянул. Даже учитывая статус прокурора области это было как-то совсем не убедительно.

– Я вырастила грубиянку, – возмутилась мать. – Да, представь себе, я влюбилась. И нечего так на меня смотреть, я не такая циничная, какой пытаюсь казаться.

– А так сразу и не скажешь, – вновь не выдержала Настя.

Мама подошла к ней и посмотрела долгим, пронзительным взглядом. Потом вдруг грустно вздохнула и провела кончиками пальцев по Настиной щеке, убирая за ухо прядку волос.

– Мне очень жаль, что в последнее время было так, – она не стала уточнять в какое именно время и как «так», но знала, что дети поймут, о чем она.

Она так сильно увлеклась бизнесом и погоней за деньгами, одержимая идеей об их благополучии, что стала забывать, зачем это все. А точнее, для кого. Ей так хотелось дать им лучшую жизнь, которой всегда хотелось для самой себя, что совсем забыла, что самое главное – любовь. То чувство, которое переполняло ее, когда она смотрела на дочь и видела свой упрямый взгляд. Когда Эрик улыбался ей ее же улыбкой.

Щемящая грудь нежность, которую она внезапно стала испытывать к Тимуру, напомнила ей, как сильно она умеет любить. Рядом с ним к ней возвращалась мягкость, которую она много лет душила в себе, и вместе с этим менялось ее восприятие. Собственная жизнь вдруг показалась какой-то нелепой и пустой. Бесполезной.

Настя и Эрик смотрели на нее недоверчиво, даже несколько настороженно, но она на них не обижалась, понимая, что заслужила такое отношение. Слишком долго она пренебрегала разговорами по душам, слишком редко стала обнимать их, а главное, она очень давно не говорила детям, как сильно их любит.

Брошенное на прощание «люблю, целую» не считается.

– Простите меня, – тихо сказала она, делая маленький шаг им навстречу. – Я так хотела сделать вашу жизнь счастливой… – она пожала плечами, с удивлением осознав, что ей вдруг отказало ее хваленое красноречие.

– Нельзя сделать никого счастливым, если ты сам несчастен.

Настя улыбнулась, а потом крепко обняла маму, чувствуя себя так, словно у нее гора с плеч упала. Ей даже было не важно, что именно сказала, а может, так и не смогла сказать мама, важнее было то, как она на них смотрела. Словно наконец-то увидела по-настоящему. И когда руки Эрика обхватили их обеих, Настя была готова разреветься то ли от умиления, то ли от счастья.

Противное чувство обиды, занозой сидевшее в груди, наконец-то исчезло.

– Я тебя люблю, – прошептала она, уткнувшись в мамино плечо.

– И я тебя. И тебя, Эрик. Больше всего, больше жизни, – шептала мама, прижимая детей к себе. – Вы самое дорогое, что у меня есть. К черту бизнес, пусть Макс подавится, если он так ему нужен, вы…

– Стой, – перебил ее Эрик. – Ты отдала ему бизнес?

– Да.

– Но как же… Ты же говорила, что это твое детище и что ты ни за что не отдаешь его Максу, – напомнила Настя.

– И подвергла вас опасности, – Таня грустно улыбнулась, понимая, что никогда не отделается от чувства вины. – Дети, мне так стыдно за то, что я втянула вас в это. Простите меня, я…

– Мам, не драматизируй, все было не так плохо, – перебил ее Эрик, чувствуя, что мать на грани того, чтобы расплакаться. – У нас там случилось много всего интересного. Я вот в ресторане музыкантом работал, Настя теперь офигенный кофе варить умеет, а не только бурду из банки разводить.

Он хотел разрядить обстановку шуткой, но почему-то его слова произвели на мать ровно противоположный эффект, и она вдруг расплакалась, а следом за ней и Настя заревела как белуга. Эрик испуганно смотрел на них, окончательно убеждаясь, что вообще не понимает женщин.

* * *