Самый красивый хулиган

– Гуля назвала тебя беспризорником, – еле слышно сказала девушка, внимательно глядя на него.

– И все? – уточнил Ярик.

Плюшка кивнула. Несколько мгновений Ярик молча смотрел на нее, а потом усмехнулся, прижимая ее к себе.

– Анька, ну что ты за дурак, а? – весело спросил он, обнимая рыжую дурынду. – Ты из-за этого полезла в драку?

Анька вновь кивнула, уткнувшись лицом в нецензурную надпись на его толстовке. Тонкие руки девушки обвились вокруг его талии, крепко-крепко обнимая. Почему-то вспомнилось, какой он был маленький и щупленький в детстве. В два раза тоньше, чем она, и на полголовы ниже. Правда, в какой-то момент она перестала расти, а Ярик резко вымахал, и теперь ее макушка едва доставала ему до плеча. И все равно глаза защипало от непрошеных слез.

– Ань, мне уже не пять лет, – сказал парень, словно прочитав ее мысли. – Пусть говорит, что хочет. Мне без разницы. И драться из-за этого точно не стоило.

– Ты там много о себе не думай, – пробормотала Анька, смаргивая слезинку. – Это еще за то, что она сосалась с Юрой в девятом классе.

– Я так и понял, – усмехнулся Ярик.

И все-таки ему было приятно, что у него есть Анька. И хотя он уже давно мог сам за себя постоять, было здорово знать, что есть кто-то, кто прикроет спину. Когда у тебя есть хотя бы один настоящий друг, жизнь уже не кажется такой уж плохой. По крайней мере, с Анькой никогда не бывало скучно.

– Ты больше не плюшка, – вдруг хихикнул Ярослав, пощекотав ее ребра. – Ты теперь боевая булка.

– А ты идиот!

* * *

В четверг утром Настя спокойно читала книгу и жевала остывшие пельмени, когда услышала едва ли не медвежий рев из соседней комнаты, а затем, как что-то с глухим звуком врезалось в стену.

Вздохнув, девушка отложила книгу в сторону, как и тарелку с тремя заветренными пельменями, и пошлепала босыми ногами в комнату брата.

– Эрик, опять психуешь? – скучающе спросила она, но тут же округлила глаза от удивления. – Эрик, прекрати сейчас же.

С ним это происходило не первый раз, но обычно куда спокойнее. Перед каждым серьезным конкурсом, примерно за несколько месяцев до выступления, брат начинал психовать и кричать, что он бездарен. Обычно Эрик рвал нотные тетради и расшвыривал вещи, потом успокаивался, жаловался Насте на жизнь и снова рвался в бой. Сам близнец оправдывал это тем, что у всех творческих натур нестабильная психика, поэтому если у него что-то не выходит, то ему рвет крышу, но зато по жизни он полный пофигист.

Однако в этот раз брат Насти разгромил комнату, раскидав, все, что можно, разбив маленькую вазочку, в которой вместо органайзера стояли ручки и карандаши, и сейчас продолжал швырять вещи во все стороны и рычать, как психопат.

– Эрик, немедленно возьми себя в руки! – строго потребовала Настя, заметив, что он уже примеряется долбануть обо что-нибудь своим инструментом. – У тебя тут одна скрипка, помнишь?

– Да и к черту ее! – прорычал Эрик и пнул диван ногой. – Достало!

– Ты каждый раз так говоришь, а потом выдаешь нечто невероятное! Эрик, ну, успокойся и не круши нашу берлогу, – мягко попросила Настя. – Пойдем чай пить. Я круассанчиков с утра купила.

– Настя, какие круассаны?! Какие, на хрен, круассаны?! Я не могу сочинить ничего достойного. Меня покинула муза! Да и какая муза в этой дыре? Я вообще не уверен, что в марте смогу поехать на конкурс, понимаешь?

– Эрик, до марта полно времени, – Настя попыталась утешить брата. – Вот увидишь, свалим максимум после Нового года.

– Сама в это веришь? – фыркнул близнец. – Я устал. Я не хочу работать в этом занюханном ресторане, я хочу к своим преподам, я хочу учиться, я хочу в Москву. В прошлом году я был на концерте Ванессы Мей в первом ряду и сам гонял с одной сцены на другую не для того, чтобы какой-то Юра Кабанов со своими жирными, как сардельки, пальцами подходил ко мне и говорил нравоучительным тоном, что может сыграть на фортепиано вступление из Звездных войн! Говноед! – Эрик схватил единственную уцелевшую в погроме нотную тетрадь и швырнул ее в стену.

– Эй-эй, полегче, братец! – Настя совсем запуталась в потоке его речи. – Можно еще раз и для глупеньких объяснить? Тебя разозлил Юра, что мне приятно, но непонятно, ты же вроде хорошо о нем отзывался. Или тебя покинуло вдохновение, и ты не можешь программу написать? Или что?

– Все меня покинуло, – простонал Эрик и лег морской звездой на старый чистый линолеум. – Муза меня кинула, как проститутка после ночи страсти, и я не могу дописать программу. Чего-то не хватает. Души, например, а как переделать – не знаю. Еще одна рыжая муза мне так мозги пудрит, что я уже решил, что совсем не понимаю женщин, а ведь в Москве с ними проблем не было. Так еще и Юра разозлил. Ненавижу, когда дилетанты касаются своими грязными пальцами чистых инструментов. Ликуй, Настя, ты была права, он полный дебил! А ты говорила.

Настя, вздохнув, уселась в позе лотоса на пол рядом с братом и положила его голову себе на колени.