– А это… извинение за беспокойство?.. – уже на пороге укоризненно заметил хозяин, на что Валерка только ухмыльнулся.
Комов уже хотел было открыть перед нами дверь, как вдруг его взгляд упал на комод, и он заорал:
– Сволочи! Где записная книжка? Я сам сейчас ментов вызову! Вы что же? Воровать пришли? Вот гады! Запудрили мне мозги со своей бабой и книжку умыкнули!
– Ничего мы не брали, – отозвался Валерка, стоящий ближе к двери, поэтому Комов махал кулаками перед моим носом.
– А вот хрен я вам теперь дверь открою! – злорадно прошипел он. – Отдавайте, что сперли!
– Мы ничего не брали, – рассердился Гурьев. – Тут и ваша девушка была!
– Девушка? Какая еще девушка? – насторожился Олег Борисович. – А-а-а! Вы про Галку! Да ей на фига у меня что-то воровать… Гады! Не выпущу!
Комов еще крепче сжал в руках ключ от входной двери и зло посмотрел на нас. Если была бы ручка с внутренней стороны двери, то мы бы с Валерой без проблем ушли, не отдавая записную книжку. Но теперь Комов был настойчив.
– На фига вам мои бредовые записи? – подал он голос после затянувшегося молчания, во время которого Гурьев усиленно соображал, как лучше поступить: и записную книжку хотелось оставить у себя, и выбраться из квартиры не мешало бы поскорее. – Не отдадите?
Валерка еле заметно покачал головой из стороны в сторону. Перед моими глазами опять возник кулак Комова, и я дернула Гурьева за рукав, прошептав:
– Валера, отдай ему! А то еще бросится на нас!
Гурьев немного помялся, не решаясь уступить Комову, но в конце концов с недовольным видом протянул ему потрепанную записную книжку, которую хозяин квартиры тут же сунул на одну из полок комода.
– Ну вот и молодцы! – потирая руки, буркнул Олег Борисович. – Можете быть свободны!
Выйдя из подъезда, мы с Валерой и не знали, куда теперь нам идти. Комов был последней ниточкой, которая могла привести нас к раскрытию преступления. Теперь же все надежды улетучились. Постепенно отпадали один за другим все подозреваемые, и на кого теперь думать, я даже не знала.
– А книжечку жалко! – протянул Гурьев. – Она бы нам о многом рассказала. Может быть, там и телефончик Золотовой был записан.
– Чего уж теперь, – вздохнула я. – Воровать, вообще-то, нехорошо.
– А менты его, наверное, здорово припугнули, – задумчиво сказал Валера, как бы разговаривая сам с собой. – Чуть в штаны не наделал, когда я с ним разговаривал.
– Ну, конечно, – усмехнулась я. – Как я посмотрю, ты тоже разговаривал что-то не очень уверенно.
– А что я мог ему еще сказать? – возмутился Валерий и отвел меня в сторону от входа в подъезд. – Что, у нас теперь вообще нет против него никаких улик? Только то, что на него указала сама потерпевшая? Кстати, может быть, Екатерина Николаевна и в самом деле ошиблась? И Комов не виноват?
– Может быть, – рассеянно сказала я. – А кто же тогда плеснул кислотой в лицо Золотовой?
Этот вопрос я уже задала просто от отчаяния: следствие зашло в тупик, как принято говорить в подобных случаях. И выбраться из него не представлялось возможным. Ни одного подозреваемого на примете, так еще и Комов отпадает.
Стоп! А почему это он отпадает? Нет улик против него, но и нет никаких оснований полагать, что он не виновен, кроме его собственных слов, разумеется. Комов напрочь отрицает свою причастность к совершению преступления. Ну а что же мы от него ждали? Что он бросится нам в ноги, попросит прощения и сознается в содеянном? Такого и быть не могло. С чего это ему сознаваться во всем? А зная о том, что у нас нет никаких улик, можно спокойно отпираться, хоть до бесконечности.
Я невольно вскрикнула от мгновенно пришедшей мне в голову мысли.
– Что такое? – насторожился Гурьев.
– Комова нельзя упускать из виду, – решительно заявила я. – Надо за ним следить! Может быть, что-то разнюхаем. Все равно ведь у нас других версий пока нет.
Слежка оказалась не слишком результативной. Воскресный вечер мы с Гурьевым провели перед подъездом Комова в надежном укрытии. Валерка завел меня за гаражи во дворе, где мы простояли часа три, не меньше. За это время Комов так и не появился, оставаясь дома. В первые минуты слежки я то и дело вздрагивала, едва только хлопала дверь подъезда, но позже воспринимала все спокойнее, рассеянно осматривая двор.
Постепенно начинало смеркаться. Валерий сообразил, что окна квартиры Олега Борисовича выходят не во двор, а на противоположную сторону, поэтому заметить нас он не мог. Но зато и мы не могли увидеть света в его окнах.
Однажды, правда, Гурьев совершил вылазку и посмотрел на темные окна квартиры Комова, но выходить часто из своего убежища мы не решались. Наверное, Олег Борисович сразу после нашего ухода лег спать и до сих пор не отошел ото сна. Вид его, надо признаться, наводил на мысли, что ему не мешало отдохнуть. И вел он себя как-то странно. Разве может человек, которого подозревают в совершении преступления, держаться так спокойно? Хотя Комов, судя по всему, тертый калач! А на наши безосновательные подозрения ему наплевать.
– Валера, может быть, по домам? – подала я голос.