— Ты сыча в каком подвале оставил? По какому адресу? — задал я вопрос напоследок, настраиваясь прирезать зубатое порождение.
— Понятия не имею. Я ваши каракули дурацкие не изучаю и местными телесистемами не интересуюсь, в отличие от клановых выдр. Я же не тупой, столько времени впустую тратить.
— Дом хоть как выглядел? — я устало вздохнул. — Примечательное что-нибудь рядом было? Памятник какой, деревья?
Выдра было задумалась, но уже в следующую секунду окинула меня пренебрежительно-сочувствующим взглядом:
— Человечина, я тебе сразу говорю, даже сидючи в заколоченном подвале, сыч тебя быстро на тот свет отправит. Оглянуться не успеешь, как жалом в хребет получишь. Оно у них тонкое, гибкое, в любую щель пролезет. Ночью так вообще хрен заметишь. Один укол — и мозги в кашу. А если уж повезет, и жив остался, то ещё полдня потом болванчиком ходить будешь, народ смешить. Себя-то ужаленный в этот момент за адекватного воспринимает, а со стороны поглядеть — идиот идиотом. Что не спросишь — херню всякую с умным видом балаболит, а главное, уверенно так. Понял? Сыч тебе не шутка, тут особая сноровка надо, мозги!
— То ли дело ты, — с пониманием протянул я. — Сразу видно, спец, каких поискать.
— А ты умнее, чем кажешься, человечина, — одобрительно хмыкнула сутулая собака.
Я лишь обреченно покачал головой, поражаясь безграничному самомнению некоторых товарищей.
— Короче, выдра, — я надавил тесаком. — Ты где сыча запер? Вспоминай адрес, как здание выглядело, приметы, координаты.
Откровение псевдо-полицейскому далось с большим трудом. Фыркнув что-то злобное и нечленораздельное, пленная собака с явной неохотой проговорила:
— В подкладке воротника бумажка зашита, там всё намалевано. И дом, и подвал, и… всё остальное.
Мне даже любопытно стало чего такого «остального» могла нарисовать выдра в своей бумажке. Я потянулся к чужому воротнику, нащупал припрятанный в подкладке листок, собирался срезать нитки и вытащить заначку, как все пошло наперекосяк. Не успел я сообразить, как сутулая собака открыла рот, сложила губы трубочкой и зарядила мне в лицо слюной. Залп был точно из водяного пистолета и пришелся ровно промеж глаз, заставив меня взвыть от боли. Пекло̍ просто адски.
— Тупой Индиана Джонс! — радостно заголосила гадина, молниеносно опрокидывая меня на землю. — Вот ты и попался!
В следующую секунду я окончательно полетел на спину, мобильник был выбит из рук, а выдра попытались стащить рецепт из внутреннего кармана моего бушлата. Я взмахнул ножом, защищаясь. Бил наотмашь, так как ничерта не видно. Глаза словно кислотой зали̍ло. Лезвие тесака шкрябнуло о лысую башку нападавшего, тут же раздался наполненный болью скулеж, а чужие зубы цапнули меня за руку. Теперь уже я взвыл, будто раненный пес, но пальцы не разжал. Выронить нож означало попрощаться с жизнью. Выдра поняла безрезультативность своих потуг и попыталась перегрызть мне горло.
— Кранты тебе, человечина! — злобно прошипело над самым ухом, после чего последовала попытка укусить и глухой удар — я собственным лбом врезал собаке по зубам. — Гадский Индиана Джонс!!
Наша возня продолжалась ещё десяток секунд: я брыкался как мог и вслепую махал тесаком, выдра меня то душила, то норовила укусить, то пронзительно скулила, получая колото-резаные ножевые. Точку в этом противостоянии поставила моя собственная фомка — верная железяка предательски опустилась на мою голову. В глазах окончательно потемнело, сознание поплыло, я из последних сил ухватился за воротник сутулой собаки. Тут же послышался треск рвущейся ткани, хруст снега под чужими ногами и затихающий вдали голос:
— Бабосики!!
Судя по радостным воплям, меня только что «ограбежили». Я сунул руку за пазуху, проверяя. Внутренний карман бушлата отсутствовал — гадская собака вырвала его вместе с нитками. Матерясь как сапожник, нащупал в снегу свой телефон, подобрал. Практически вслепую, ползая на четвереньках, отыскал нож и фомку, после чего разогнулся и пьяной походкой поплелся к спасительному подъезду. Слезы лились ручьем, рожа стремительно пухла, кровоточила рука, а счастливое «БАБОСИКИ!!» все ещё доносилось двумя кварталами дальше.
В нужный подъезд я зашел лишь с третьей попытки. Подхватил рюкзак, проковылял на второй этаж и уселся возле разбитого окна. Сразу же выудил из сумки бутылку с водой, открутил крышку и принялся заливать в свои полыхающие жаром зеньки. Глаза нестерпимо щипало, рожа казалась размером с тыкву, а я костерил себя за тугодумие, невнимательность и проклинал хитрожопую выдру. Вот же, пронырливая скотина! Но, что обидней всего — мой заветный рецепт, кажется, накрылся медным тазом. Теперь его обслюнявят и от текстолитовой пластинки останется грамм пять-десять светящегося порошка. Тупая собака!