Самый лучший день

Миа со мной не разговаривает. Это совершенно очевидно. Она вышла из белоснежного облака нашей спальни, не сказав ни слова. Но опять же, я тоже с ней не разговариваю. Мы находимся в каком-то толи странном перемирии толи в своего рода безмолвном споре. Я надеюсь, что она размышляет о своем отношении и о том, как портит наш лучший день вместе.

После всего, что я сделал для нее и нашей семьи, можно было бы ожидать, что она будет более благодарна, более признательна и уважительна к моей позиции по таким вопросам, как, например, работа на моего бывшего босса. Это чистое безумие. Это приведет к драме, а я ненавижу драму. Дело в том, что все мои коллеги восхищаются мной, а мой бывший босс Джон — ну, он меня боялся. Конечно, не того, что я причиню ему физическую боль. Он просто боялся, что я отниму у него работу. Оказывается, он был прав.

Если бы он не начал поддерживать спортивную команду своего сына с помощью маркетинговых долларов компании, он, вероятно, смог бы продержаться вечно. Но он совершил критическую ошибку, и как только я раскрыл ее с помощью нескольких своевременных и конфиденциальных советов, отправленных на голосовую почту генерального директора с нелепым названием «поговори со мной», ну, конечно, его попросили уйти. Это все. Я просто не вижу никакой причины для Мии начинать с ним разговор, даже если они когда-то работали вместе в «Томпсон Пейн». Прошлое всегда должно оставаться в прошлом. Почти всегда.

Я скучаю по Кэролайн. Ну, вообще-то, я скучаю по работе, но по ней скучаю особенно. Если бы вы знали обстоятельства, вы, вероятно, сказали бы, что я сумасшедший, если все еще испытываю эти чувства, но я испытываю. Когда закрываю глаза, она — та женщина, которая всплывает в моем сознании. Это действительно постыдно.

Я закрываю ящик комода и медленно иду по коридору. Останавливаюсь перед фотографией мальчиков в рамке, оба сидят на коленях у Мии, с улыбками на своих маленьких мальчишеских лицах, солнце сверкает на озере позади них. Я сделал эту фотографию, может быть, пять лет назад, когда мы были гостями Бунов. Но теперь мы не гости. Мы — резиденты. Владельцы коттеджа. Люди со вторым домом. Жизнь, к которой привыкла моя жена, — вот что я воссоздал для нее здесь.

Рядом с фотографией мальчиков и Мии в рамке фотография родителей Мии, Филлис и Дональда Пилмера-младшего из Хэмптона, штат Нью-Йорк. Это та же фотография, что стояла на столе Мии в «Томпсон Пэйн».

Я беру ее в руки, чтобы изучить. Филлис — более взрослая версия моей жены, с более короткими волосами и более круглым лицом. У Дональда большой нос, который Миа, к счастью, не унаследовала, и круглые темные очки, из-за которых кажется, что он пристально разглядывает вас при каждой встрече, как и меня при нашей первой встрече более десяти лет назад. Он лысый, без сомнения, причина некоторого его презрения ко мне: моя пышная шевелюра, должно быть вызывает у него раздражение.

Она их единственный ребенок, моя жена. Я знаю, они считают, что она вышла замуж слишком рано, слишком быстро и ниже своего статуса. Конечно, я много работал, чтобы попытаться завоевать их расположение. Они — семья. Наша первая встреча, когда я сопровождал рыдающую Мию через всю страну на похороны, прошла нормально. Ее родители горевали и в основном игнорировали меня. Они недооценили мою стойкость, и отец Мии, в частности, вероятно, пинает себя по сей день.

Он должен был заметить мое приближение, но не заметил. После похорон в Нью-Йорке наша следующая встреча состоялась в Колумбусе. Миа пригласила своих родителей прилететь на ужин, чтобы по-настоящему познакомить со своим новым парнем, вашим покорным слугой.

Конечно, я включил все свое обаяние. Надел свой лучший костюм и пригласил их в частный городской клуб на Брод-стрит, клуб «Колумбус». Когда-то это был особняк губернатора, и еще не так давно женщины могли входить в него только через боковую дверь. Мне нравилась эта традиция. Отец Мии, казалось, был впечатлен историей этого места, когда я показал ему окрестности, пока Миа и ее мама сидели и сплетничали в одной из передних комнат.

— Эта фотография сделана в 1930-х годах, в очень старом лагере для мальчиков в штате Мэн. Эксклюзивном. Мне так повезло, что я поехал туда, — сказал я, указывая на фотографию долговязых белых мальчиков в рамке, сидящих на причале на первозданном озере. — Пошел по стопам моего старика.

— Вот как, — заметил Дональд. — Я ездил в лагерь для мальчиков в штате Мэн. Именно его посещение сделало меня тем, кто я есть сегодня. — Он хлопнул меня по спине, и я подумал, что все в порядке. — Сколько раз ты там бывал?

Вот в чем проблема со всеми этими летними лагерями, школами-пансионатами, вступлением в братство, привилегированностью. Это трудно подделать. Что бы он ни спрашивал, это был код для чего-то другого. Я повернулся.

— Дональд, а в каком братстве ты состоял? — К тому времени, когда он должен был ответить, мы вернулись к дамам.

— У нас были «финальные клубы»[4], гм, ты не поймешь. Миа, ты прекрасно выглядишь, — похвалил Дональд. Напыщенный придурок.