Самый лучший день

Едва разборчивым почерком написано: «За генеральную уборку. Пожалуйста, отправьте платеж немедленно. Спасибо. Бетси.» Образ Бетси всплывает в моем сознании: женщина с отсутствующими зубами, от которой пахнет пепельницей. Она и ее команда хорошо справляются с уборкой, несмотря на ее личный токсичный запах. Я никогда не готовил коттеджи после зимнего перерыва, но представляю, что это, должно быть, грязная работа. Дом стоял плотно закрытый с конца октября. Всевозможные жучки, грязь и кто знает, что там скопилось, я уверен. Отвратительная работа, намного ниже всего, чем я хотел бы зарабатывать на жизнь. Как получилось, что некоторые из нас работают уборщицами, а некоторые — руководителями? Снова вселенная, наделяющая умом, внешностью и очарованием немногих избранных из нас, счастливчиков.

Я открываю шкаф и достаю бокал для коктейля, а затем еще один для Мии. Собираюсь, так сказать, помахать белым флагом в виде водки с тоником. Открываю холодильник. Там пусто. Мы не ходили в магазин за лаймами или чем-то еще. Я понимаю, что должен предложить пойти. Открыв заднюю дверь, выхожу на подъездную дорожку, обхожу дом, чтобы найти Мию. Она стоит ко мне спиной и все еще разговаривает по телефону, склонив голову набок и наклонившись к телефону, который держит в руке.

Тихо подхожу к ней сзади. Она не знает, что я здесь.

— Я так рада. Это прекрасно... да, мам, я в порядке, — говорит она, и когда у меня возникает вопрос, почему она разговаривает с Филлис, Миа поворачивается и кричит, роняя телефон в траву. — Пол! Зачем ты подкрался ко мне?

Я поднимаю руки, потрясенный вспышкой и страхом в ее глазах. Понятия не имею, почему она такая нервная, но приписываю это нашим предыдущим напряженным разговорам. Мне нужно успокоить жену, вернуть наш лучший день в нужное русло. Ей нужно выпить. Я смотрю, как она наклоняется и берет свой телефон.

— Миа... — начинаю я, но она рукой, останавливает меня.

— Мам, я в порядке. Пол просто подкрался ко мне, вот и все, — говорит моя жена в трубку. Проходит мгновение. Интересно, что Филлис говорит своей дочери? — Хорошо. Да. Я позвоню тебе завтра. Еще раз спасибо.

Она нажимает кнопку отбоя, а затем смотрит на меня.

— Что ты делал? Почему ты подкрадывался ко мне? — спрашивает она. Я вижу панику в ее глазах.

— Успокойся, милая, — я делаю шаг ближе к ней, желая заключить в свои объятия. Она отступает назад, сжимая плечи, глаза широко раскрыты и не мигают.

— Ты напугал меня, — Миа скрестила руки на груди, словно защищаясь.

— Ясно. Я как раз выходил, чтобы спросить, не хочешь ли ты коктейль. И, если ты захочешь лайма, я с радостью съезжу в магазин. И куплю все, что тебе нужно, — предлагаю я. Хочу напомнить ей, что я ее рыцарь в сияющих доспехах, но не делаю этого.

— Да, это было бы прекрасно. У меня есть целый список вещей, которых нам не хватает. И ты перевел деньги? Для мальчиков? — спрашивает она. Теперь Миа, кажется, успокаивается. Ее глаза не такие большие или дикие.

— Перевел, — заверяю ее. Это ложь. Но я разберусь с этим, как только вернусь внутрь. — Где список? Я постараюсь побыстрее. Если только ты не хочешь поехать со мной?

— Нет, я останусь и закончу приводить коттедж в порядок. Список на столе у входной двери, — сообщает она.

— Хорошо, я займусь этим, — поворачиваясь я, чтобы идти обратно к дому. Но останавливаюсь и смотрю на жену. Я вдруг забеспокоился. Странно, что она разговаривала со своей матерью в пятницу вечером. Обычно светская жизнь Филлис и Дональда не допускала никакой вечерней болтовни. Они ценят время коктейлей больше, чем кто-либо другой. Я изучаю свою жену и говорю:

— Эй, с твоей мамой все в порядке?

— Да, с ней все в порядке. — Миа моргает, разрывая зрительный контакт, а затем наклоняется, желая вырвать то, что должно быть сорняком, с клумбы, которая окружает наш дом. Знаю, что скоро она посадит горшки с ярко-красной геранью, чтобы дополнить ярко-красную дверь коттеджа. Клумбы в саду будут заполнены белыми цветами: маргаритками, гортензиями и другими сортами, которые я не могу назвать. Некоторые волшебным образом появляются сами, а некоторые растения Миа высаживает в тщательно выкопанные ямки, как будто они маленькие дети, нуждающиеся в заботе. К середине лета ее сады, наши сады, всегда становятся предметом разговоров в Коламбусе. Я знаю, что и здесь так будет. Она все еще не смотрит на меня, сосредоточившись на прополке. Ее руки покрыты мокрой, вонючей грязью. Я принюхиваюсь.

Стою, не двигаясь с места. Она перестает пропалывать, выпрямляется и говорит:

— Мы с мамой просто болтали, ты знаешь.