Самый лучший комсомолец. Том пятый (СИ)

— Прошу! — ученый поднялся на ноги и гостеприимно указал на картотечный шкаф. — Второй, третий и четвертый столбец, — обозначил границы работы.

— Пугает, — признался я. — Может я просто скажу?

— Так будет рациональнее, — одобрил он и вернулся за стол.

— А почему хомяка зовут Мстиславом? — спросил я и ткнул пальцем в потолок. — Не ладите?

— Сугубо из уважения, — иронично заверил ученый.

— Прежде всего мне интересен спутник Юпитера Европа, — ответил я.

— Почему? — поставив единичку с точной, Егор Львович каллиграфическим почерком вывел «Европа».

— Льдом покрыта, — ответил я.

— Покрыта, — подтвердил он.

— А лёд покрывает что-то, возможно — жидкое и содержащее микроорганизмы.

— Инопланетян хочешь отыскать? — развеселился ученый.

— Сколько-нибудь биологически развитых живых существ рядом мы не найдем, — пожал я плечами. — Есть очень слабенькая надежда найти на Марсе ее останки — он ведь не всегда был мертв, и возможно сколько-то миллиардов лет был обитаем. Но археологические аппараты строить рано.

— А вот аппарат, способный приземлиться и провести анализ хотя бы поверхности льда, потянем, — понял ученый. — Не переживай, с результатами «Пионеров», не буду спрашивать откуда ты о них знаешь, нам, как бы жалко для пылающего патриотизмом молодого человека это не звучало, будет проще избежать внештатных ситуаций.

— Я все понимаю, Егор Львович, и торопить не стану — говорю же, «без урона качеству».

— И нельзя не учитывать аварийность, — добавил он. — Знаешь как много неудач мы терпим в Венерианской программе? Это не Венера-7 сейчас летит, а Венера-17! А тут — дальний космос. Я помню, какое уныние царило у наших, когда выяснилось, что жизни там нет и быть не может, и рад, что ты не питаешь ненужных иллюзий.

— Нас ждет долгий и упорный труд длиной в десятилетия, — кивнул я. — Сначала с вами, потом — с вашим преемником.

— Не дождетесь! — весело отозвался Егор Львович.

— Давайте прикинем смету и необходимый для начала работ взнос?

— Это нам к ЭВМ! — проявил он навыки автоматизации процессов. — Идемте. Простите, Виталина, но Мстиславу с нами нельзя.

Глава 18

Шел третий час напряженной работы — десяток докторов наук средних лет менял магнитные ленты, вбивал двоичный код и последовательности цифр, время от времени меняя платы постоянной памяти — бабушка «оперативки», ее программируют один раз, на производстве. Командующий парадом Егор Львович не напрягался, впрочем как и сидящий за одним столом с ним я, в сторонке от суеты, в свободном от сегментов здоровенной ЭВМ уголке просторной, хорошо вентилируемой лаборатории, мы пили чай с баранками — космический академик позвонил, и нам разрешили — и ждали обработки загруженных данных. Заодно я позвонил маме — сегодня домой если и вернусь, то глубокой ночью («Где? У космического академика? Хоть бы домой сначала заехал!»).

— А ты как хотел? — даже удивился ученый, когда я спросил его, сколько часов займут вычисления. — Космические программы начинать — это тебе не бюджет завода просчитывать!

Ужин нам и товарищам программистам (они в эти времена вот такие, динамичные) привезут из «Потёмкина» — Егор Львович согласился угоститься в ответ на его чай и баранки.

— Пух! — сказал третий от нас здоровенный, до потолка, модуль, и пустил печальную струйку дыма.

Гул в зале прекратился.

— Вот незадача, — расстроился ученый. — Это лампа перегорела, такое все время случается. Не переживай, процесс не остановить.

— Технологии несовершенны, — согласился я.

Лампу поменяли, работа продолжилась.

— А вы у Константина Эдуардовича учились?

— Доводилось, — отпив чайку, кивнул ученый. — Великий был человек — без него никакого космоса у нас бы не было. Он тоже иллюзий не питал — считал, что даже если человечество — единственная разумная форма жизни во Вселенной, мы должны постараться эту Вселенную заселить.

— Необходимым этапом он считал выведение лишенного страстей человечества с великим разумом, способного на «рациональное умиротворенное существование», — процитировал я Циолковского.

— Именно! — одобрил Егор Львович. — Пока, увы, особых подвижек ни к заселению, ни к выведению у нас не наблюдается.

— Но это не повод не пытаться, — улыбнулся я.

— Верно! — одобрил он и это.

— А вы Ленина видели?

— Врать не стану — только в Мавзолее, — пригорюнился он.

— Говорите — летит Венера-7? Я запуск-то как все, по телевизору смотрел, но с тех пор ничего не рассказывали.

— Через пять дней, за первым аппаратом запустили дублирующий, — кивнул он. — Его мы потеряли при попытке перевести на траекторию полета к Венере. Первый — благополучно летит и не промахнется — после двух неудачных попыток коррекции орбиты по Сириусу удалось скорректировать по Солнцу, — широко улыбнулся.

— А она — с парашютом?

— С парашютом, — подтвердил он.

— А из чего он сделан — там же жутко агрессивная среда?

— Из стеклонитрона, — поделился государственной тайной ученый.

— Я про такой материал и не слышал никогда, — приуныл я.

— Да нитрон же! — возмутился Егор Львович.

— А, который из швейных магазинов «Нитрон»! — понял я.

Акриловое волокно.