Самый лучший комсомолец. Том пятый (СИ)

А вот и товарищ Мао — высоко подняв голову, в компании жены, нашего посла и Линь Бяо стоит на противоположной стороне ковровой дорожки. Миновав коридор, сформированный «девяткой», мы сблизились и обменялись поклонами с местным начальством. Далее — поручкались, не забыв сказать по реплике о том, как сильно мы счастливы быть здесь.

Послушали гимны наших стран, торжественные залпы артиллерии, и на этом пока все, можно садиться в завезенные в Китай ради нас Советские «членовозы» и ехать в Посольский квартал, откуда раньше Китай прямо управлялся, а теперь просто располагаются иностранные представительства.

Мао нас, конечно, провожать не стал — у него много дел, а время позднее, поэтому официальное присутствие китайцев обозначалось только сопровождающими наш кортеж военными грузовиками с автоматчиками и даже парочкой броневиков. Следует воспринимать как уважение — вон как много китайцев нашу безопасность обеспечивают, значит любят и ценят.

И немножко мук совести — на всем протяжении нашего маршрута вдоль улиц стояли китайские товарищи с плакатами, знаменами, портретами Ленина, Сталина, Мао и Андропова, которые всячески демонстрировали свое к нам расположение. Одеты колоритно — от полувоенных форм до гражданских, темно-синего цвета сюртуков. Кое-кто — в этнических широкополых соломенных шляпах.

— Защищает от дождя? — указав на такого китайца в шляпе, спросил я.

Юрий Иванович Раздухов, с шестьдесят шестого года живущий в Пекине и доросший от поверенного по делам во времена спада дипломатических отношений до главы дипмиссии во время их оживления, плешивый (стрижкой очень напоминает Мао) спокойный мужик пятидесяти с половиной лет с непроницаемым лицом, ответил:

— Защищает.

— Юрий Иванович, поделитесь, пожалуйста, с молодежью особенностями дипломатической работы на фоне «культурной революции», — попросил Громыко.

— Хунвейбины на нас сильно злы были, — пожал тот плечами. — Маоисты на каждом митинге нас клеймили на чем свет стоит. Со временем с площадей и стадионов китайцы начали приходить в Посольский квартал, нас в осаде держать, камни кидали в окна, охрану провоцировали, на принудительную диету нас посадили — как продукты завозить, если машины не пропускают? Мы уж думали всё, будут нас штурмовать, но на это, к счастью, храбрости у них не хватило. Нам социалистические соседи помогали — привозили наши продукты к посольству Монголии, они ночью на грузовиках через грушевый сад к нашему забору подъезжали и перекидывали нам мешки с крупой да консервы — хунвейбинам их трогать запретили, но все равно нервно было, вопили жутко. Как-то так осаду и пережили. Вообще к нам даже капиталисты сочувствием прониклись — весь квартал понимал, что можно стать следующим в любой момент.

— Это чтобы ты понимал, насколько хрупко наше положение здесь, — вывел мораль Громыко.

— Все понимаю, товарищи, — кивнул я.

Задрала эта внешняя политика.

Глава 19

Пекин этих времен выгодно отличается от Токио отсутствием промышленного смога. Пока не освоили, получается. Больше выгодных отличий я не нашел — просто большой, по большей части многоэтажный город. Архитектура вполне колоритная — за застройку частично отвечали колонисты, частично — подражающие им либо обученные нашими при Сталине китайцы, из-за чего, с поправкой на выстроенный в азиатском (это когда белый домик под специфической формы крышей) стиле частный сектор, некоторые районы с виду почти не отличались от Москвы и других наших городов. Даже копия главного здания МГУ есть, но поменьше. В мои времена китайцы вообще макеты всего подряд себе построят, и я не против эту идею спереть — прикольно же. А в саму копию МГУ было бы неплохо разместить филиал этого самого МГУ — в программе у Фурцевой этот пункт есть, но о здании там ни слова. Пойду скажу.

Потянувшись, чмокнул в щеку продолжающую спать Виталину и посмотрел в окно. Еще темно, но в свете фонарей у ворот посольства видны оставленные весь вчерашний вечер проходящими мимо нашего посольства китайцами цветы. Целая гора! Особенность менталитета, о которой нам рассказывали на инструктаже в МИДе: когда китаец «наисполнял», извиняться он не стремится, опасаясь, что это будет воспринято как напоминание о неприятном или даже насмешка. Вместо этого китайский товарищ подлизывается и окружает вниманием, как бы искупая делом. Что мы сейчас и наблюдаем — Мао понимает, что не прав, но кто старое помянет — глаз вон. Теперь-то у нас «вечная дружба», и ее плоды видны невооруженным глазом, иначе нас бы здесь и не было.