— Просто ох*еть! — согласился я и процитировал подробности. — «Во время работ по углублению русла реки Амур рабочими И. В. Хулапом, К. Н. Мышаевым и С. Т. Лебедевым были найдены закопанные контейнеры. Товарищи сразу же сообщили о находке бригадиру Т. Л. Федорову, который принял верное решение привлечь археологов. Каково же было удивление рабочих и ученых, когда в контейнерах обнаружили почти сто восемьдесят тонн золота в царских червонцах, слитках и украшениях. Так же были обнаружены сопроводительные бумаги, согласно которым клад был сделан по приказу самого так называемого „Верховного правителя России“, пособника империалистических элит и предателя А. В. Колчака. По решению правительства СССР найденное золото будет направлено на строительство тоннеля на Сахалин».
— Если тоннель строим целиком мы, значит и плату за проезд по нему тоже брать будем мы, — заметила немножко «окапиталистиченная» любителем кооперативов-Сережей Виталина.
— Приятная находка и приятные перспективы, — с улыбкой кивнул я и отложил газету.
— Здравствуйте, мистер Уилсон, — пожал я руку встретившему нас у студии послу.
— Здравствуйте, мистер Ткачев, мисс Чугункина, — он поручкался со мной и чмокнул ручку Виталине. — Отличная погода сегодня!
И он поднял воротник пальто, защитив шею от пронизывающего ветра.
— Солнечно, — согласился с ним я. — Но нашей погодой лучше любоваться через окно.
Посол гоготнул, и мы вошли в студию. Гардероба здесь нет, поэтому повесили верхнюю одежду на вешалку и уселись на диванчики в фойе в ожидании остальных.
— Как провели вечер, мистер Уилсон?
— Неплохо, — благодушно ответил он, немного ослабив галстук. — Проводил мистера Смита на самолет до Москвы, потом позвонил дочери.
— Которая замужем за румынским пианистом-виртуозом Раду Лупу? — чисто чтобы убить время спросил я.
— Англичанином румынского происхождения, — с улыбкой поправил посол.
— Не понимаю я академическую музыку, — вздохнул я. — Сочинять сочиняю, но слушать не могу — прямо скучно.
— Удивительное признание, — оценил мистер Уилсон. — Учитывая, как много позитивной критики получает бывший оркестр Дома Железнодорожников.
— Не вылезают из гастролей, — кивнул я. — Прозвучит как хвастовство, но я критику и отзывы уже и не читаю — смысла нет, потому что доходы говорят сами за себя.
— Вы — очень странный коммунист, мистер Ткачев, — ухмыльнулся посол. — Вам не кажется, что капиталистический строй смог бы предоставить вам гораздо больше возможностей для самореализации?
— Королева даст мне собственное баронство? — гоготнул я.
— Вы считаете Хрущевск своим баронством? — гоготнул он в ответ.
— Разумеется нет! — фыркнул я. — Просто шучу. Нынешнее положение дел меня устраивает на тысячу процентов — для самореализации мне нужны производственные мощности, а не роскошный особняк с обилием слуг. Мощностей СССР мне отгружает по полной программе — вы же видите. А еще, если я уеду, моя любимая Родина получит мощный идеологический удар, и я этого ни за что не допущу — я люблю свою страну, люблю социализм и просто до безумия обожаю соотечественников. Видели, какие глаза у наших людей? В них спокойствие, свет и уверенность в завтрашнем дне. А еще — искренняя любовь и вера в меня. Как я могу их подвести, мистер Уилсон? — со счастливой улыбкой закончил я монолог.
— А еще вам позволяют сожительствовать со взрослой женщиной. Мисс Чугункина, вы не боитесь быть уличенной в педофилии?
— У вас неправильная информация, мистер Уилсон, — с вежливой улыбкой ответила она. — Мы с Сергеем — законопослушные граждане, и ждем достижения им возраста согласия. Сейчас я просто помогаю ему решать бытовые и профессиональные задачи.
— Девственность и целомудрие! — возвестил я.
Ни капли лжи — я же ничего не утверждал.
— Что ж, как у вас говорят, «я свечку не держал», — проявил дипломатические способности посол.
— Когда приходится высылать посла домой из-за распускания сплетен о чужой личной жизни, это очень неприятно, — согласно кивнул я. — Слухов-то обо мне немерено ходит, и этот станет всего лишь еще одним.
— Позволю себе заметить, что в вашем творчестве регулярно мелькает Англия — и магическая школа расположена в Лондоне, и в кино о поросенке ферма английская. И мистер Лис конечно же. Но, судя по вашим словам, вы нас ненавидите.
— Никогда такого не говорил, — отмахнулся я. — Ненавижу я капиталистические элиты, которые разжигают по всему миру конфликты и угнетают собственных и чужих пролетариев ради сверхприбылей. К населению и культуре вашей страны я отношусь замечательно. В конце концов, вы пришли сюда еще в XVI веке, и ваша культура неплохо приживается по всему миру. Конан Дойля, например, у нас издают совершенно поразительными тиражами. А еще у вас был профессор Толкиен, который изобрел жанр «фентези». Мы его издаем уже, скоро вся страна узнает про Фродо и Гендальфа. Я потом тоже фентези напишу, и не одно.
Дверь открылась, и в фойе вошли Леннон и Амаана — последняя, держась на приличном расстоянии, держала Джона под ручку. В другой руке икона рока держала бумажный сверток. С улыбкой помахав гостям, я продолжил: