Самый лучший комсомолец. Том третий

— Европа — это хороший климат и большая скученность населения. Отсюда проистекает ее способность производить прибавочную стоимость, которую можно направить на поддержание жизнедеятельности тех, кто сам ничего съедобного не производит — кузнецы, архитекторы, кожевенники, инженеры и прочее. Плюс — много территориальных образований, которые с завидным постоянством набегали друг на друга с целью чего-нибудь хорошего себе урвать. С волками жить — по-волчьи выть, поэтому изрядная часть коллективных усилий была направлена на новые способы уничтожения себе подобных. Подумаешь и оторопь берет — от изобретения примитивных копий до железных мечей прошло больше времени, что от мечей до изобретения ядерной бомбы. И это — великое благо, как бы парадоксально это не звучало — когда речь идет о гарантированном уничтожении планеты, направлять танковые орды на Восток как-то уже не хочется. Но верно и обратное — мы тоже Европу силовым путем от ига капитализма освободить не можем. Паритет! Вот и приходится теперь нам с тобой сюда ехать — привязывать к себе эту маленькую, но удивительно полезную с точки зрения геополитики страну. Сейчас американцам надоест кровью во Вьетнаме умываться, они свалят, и начнем дружить еще и в том направлении. Политический блок, если у нас все получится, будет сказочный — на две трети населения земного шара. А с этой позиции «доедать» оставшихся будет еще удобнее.

Оля шмыгнула носиком — не больно-то помогло. А как такое может помочь?

— Мы с тобой — в первых рядах, — перешел к более отработанной методике. — Мы здесь — нифига не Сережа Ткачев и Оля Кучер. Мы здесь — офигенно важные представители СССР. И поездка у нас не туристическая, а дипломатическая. Наши лица — лица Родины, и распускать нюни мы будем потом, когда вернемся домой. Там можно всё, здесь — только вежливая улыбка и хладнокровие. Я могу на тебя рассчитывать?

Решительно кивнув, она ожесточенно вытерла слезинку:

— Можешь!

— Вот и умница, — улыбнулся я ей. — Мы ребят из детдома летом в Артек привезем, откармливать.

— Я к ним съезжу! — вызвалась она.

— И я съезжу, — поддержал я ее порыв. — А прямо в данный момент они наши сладкие подарки принимают, помощник посла следит, чтобы никто ничего не отбирал.

— Это хорошо, — улыбнулась она. — Мама рассказывала, у них тут в магазинах для местных ничего нет, ее в специальный водили.

— Жалко Корею, но мы помогаем как можем, — развел я руками. — Сейчас наладим сельское хозяйство до положенного первого места в мире по урожайности, и сюда хлынет в пять раз больше грузов. Неужели такой большой СССР не прокормит такую маленькую Корею?

— Я тебе верю! — с широкой улыбкой сделала мне очень приятно певица.

— Вот и хорошо, вот и правильно, — начал я вставать. — Приводи мордашку в порядок, переодевайся, и через три часа на приеме будем улыбаться товарищам Кимам как ни в чем не бывало.

— Как и положено дипломатам, — согласилась Оля.

Хорошие деточки вокруг меня, здравомыслящие — а как иначе, если чистота понимания прививается при каждой удобной возможности?

* * *

Вернувшись в номер, улегся на кровать к слепо таращащейся в потолок Виталине и занялся тем же самым. Тот самый случай, когда даже говорить не о чем — и так все слишком очевидно.

— В этом королевстве кривых стёкол как одеялом стёганным укутан чёрным стёбом, — процитировал я. — Актуально для всего мира, кстати.

— На любой случай стихи найдешь, — вздохнула она, сгребла меня в охапку и призналась. — Я бы с такой головой как у тебя жить не смогла. Меня десять лет идеологией пичкали, у меня и в мыслях не было, что кто-то может думать не так. А теперь я вижу в тех детдомовских детях себя и своих подруг. А ты — совсем другой, словно не отсюда.

Оттуда, где симулякры видны отчетливо при полном доступе почти всех людей к любой объективной информации. Парадокс — база есть, а толку нет, потому что мир давно и непоправимо сошел с ума, потеряв точку опоры в виде трижды оплеванного новоявленными буржуями СССР.