То, что мы за весь день его не учуяли, так в этом ничего странного нет. Эти ребята, если захотят, спрятаться могут и от Лары, и от кого угодно, магия у них такая. Спрятался, значит, давно уже, следил за нами тихонько, а когда все спать пошли и я один остался, решился всё же достучаться до меня.
Я ещё раз огляделся по округе, готовясь бить сырой силой по любому подозрительному месту и шмалять из своей «Секиры» туда же, вложив в свой взгляд настолько много магии, что тени от освещённой гостиницы стали тёмно-зелёными, да и небо приняло изумрудно-чёрный оттенок, вместе с луной и звёздами.
Какой-то болотный дух в отдалении заполошно заметался, стремясь убраться от неведомой опасности и при этом не решаясь покинуть родную лужу. Потом он с писком отчаяния, с разбега нырнул в свою обитель и наконец-то всё успокоилось. Я огляделся, но никого и ничего, не было больше никаких шевелений, и на ум ещё раз пришло сравнение со склепом. Ну, или с курганом, если учесть всю эту степь и все эти горы. Вот вообще ничего, тишь да гладь.
Будить Арчи было бы глупо, он ещё и трёх часов поспать не успел, да и разбудить друга в случае реальной опасности я смогу всего лишь за пару ударов сердца, но вот идти в подвал самому, бросив пост, было бы не только ещё глупей, это было бы я даже не знаю как назвать. Люди спят, доверившись тебе, и предавать их доверие нельзя. И дело даже не в доверии, это был бы поступок идиота.
— А ну-ка, подь сюда! — я принял решение и позвал уже чётко и явственно ощущавшегося мной домового. — Давай-давай, не стесняйся!
Ошалевший и успевший уже не один раз пожалеть о собственной храбрости нечистик завозился в какой-то длинной и глубокой норе, один из отнорков которой как раз и находился в подвале гостиницы. Домовой одновременно и выходил из своего сонного, полуобморочного состояния, в которое они все и впадают без людей, и набирался смелости, и пробовал набраться надежды, чтобы избавиться от своего уже привычного отчаяния, и пытался не обращать внимание на чувство великой обиды, застившей ему глаза — да там много чего было, и он бы долго там копался, собираясь с силами, но я ждать не стал.
Я и вправду ощущал себя старшим для него, то есть я не собирался жалеть его или устраивать его судьбу, всех не утешишь и не пристроишь, крутитесь сами, я просто был такой же, как он, но старше и сильнее, и поэтому имел право приказывать. Взаимоотношения у домовых, надо сказать, устроены не очень сложно.
— Побыстрее! — подстегнул я его, стараясь говорить так, чтобы в голосе моём не было никаких эмоций. Тратить время на них сейчас было просто нельзя. Начнёт ещё прислушиваться к моим словам, что-то в них выискивать, что-то себе придумывать, копаться, переживать, — это было прямо лишним. — Бегом, я сказал!!!
Перебаламутив все мои магические огоньки в гостинице, роняя по пути мебель и разбрасывая мусор, маленькой серой молнией в зелёных тенях он метнулся ко мне на крышу моторного отсека, остановившись на расстоянии чуть больше моей вытянутой руки. Осторожный какой, смотри ты. Вроде и близко, но в то же время, в случае чего, готов чухнуть отсюда с такой же скоростью.
Грязный, неухоженный, худой и патлатый, одетый лишь в маленький, заскорузлый от грязи полотняный мешочек из-под муки, босиком и весь в каких-то щепочках, смотрел он, тем не менее, очень недоверчиво и совсем не стеснялся своего вида. Одичал, стало быть, и до пустодомки ему оставалось совсем немного.
— Мда…, — оценил я его состояние, недовольно выдохнув сквозь зубы, и полез первым делом в свою сумку. — Держи.
Предусмотренных традициями печенек и молочка у меня там, конечно, не было, имелась лишь пара Кирюхиных пирожков, оставленных для меня мужиками на ночную смену, но всё же это было лучше, чем ничего. Я налил ему в крышку термоса чуть-чуть горячего чая, чтобы остыл побыстрее, выложил на платочек один пирожок, и тактично немного отвернулся, не выпуская, тем не менее, его из виду. Да и осмотреть округу ещё на один раз лишним не будет.
В округе ожидаемо ничего не изменилось, даже стало ещё тише, чем раньше, а вот под боком у меня творились странные дела. Нечистик уселся на задницу, как будто его ноги не держали, и чуть ли не с религиозным восторгом принял в свои лапки пирожок.
— Настоящий, правильный домовой делал, — и он посмотрел на меня. — Да ещё и с саламандрой вместе! На её огне! Волшебном!
— Ешь! — приказал я ему коротко, а потом, подумав и посмотрев на него, добавил. — Как поешь, вымоешься вон там, на летней кухне, печь горячая ещё. В порядок себя приведёшь. Все разговоры потом. Тебя как зовут, кстати? Не забыл ещё?
— Прошка! — он вертел в лапках подношение, любуясь им, и вроде бы не ел, но пирожок уменьшался как будто сам собой, и довольно быстро. Остывший чай из крышки термоса тоже исчезал непонятно куда, но Прошке это всё шло вроде бы на пользу. Вон, ожил, щёки покраснели и даже пот выступил. Правильно, ешь потей, работай мёрзни, ага.