Самый лучший враг

– Ясное дело, знали, – презрительно отозвался Мировуд. – Не люблю я русалок! Хвосты у них селедкой пахнут, а волосы тиной… Рыбу они опять же сырую едят. Рыба еще живая, а они грызут ее. Хоть бы прикончили… Вот дриады – те другое дело. В солнечный день выйдет дриада на поляну, раскинет руки – и всю ее с головы до ног покроет ковер из бабочек. И откуда только они берутся? И огромные бабочки, и совсем мелкие, и синие какие-то светящиеся.

Внезапно волхв наклонился. На хвое отчетливо был виден след.

– Явно что-то тащили. И тяжелое! – сказал он.

Мировуд обогнул куст, спустился в овражек, и почти сразу они увидели четверых. Все они сидели на корточках и, наклонившись, что-то жадно разглядывали. Услышав за спиной шорох, чутко повернулись. Выдержка у четверки была завидная. Трое остались сидеть. Один неторопливо встал, разминая ноги.

– Ты их знаешь? – тихо спросил Арей.

– Нет, – так же тихо ответил Мировуд. – Залетная какая-то банда. Перейдут границу, дел натворят – и назад. Первохаос разозлят, а ты расхлебывай.

От четверки решительно отделился один. Кругленький, плотный старичок с жирненькими щечками в узелках, в просторной рубахе, поверх которой была простеганная жилетка с защитными бляшками. Борода заплетена косичками. Его маленькие глазки перебегали с Арея на Мировуда.

– Здравствуйте, гости дорогие! А мы ведь вас не звали! – сказал старичок, склоняясь в картинном поклоне.

– Не звали, так мы в другой раз зайдем! – насмешливо сказал Арей.

Старичок зацокал языком:

– Так просто от нас не уходят! Кое-кто зовет меня Дедком-Потрошком. Но мне больше по нраву, когда меня называют Мельником! – ласково пропел он.

– Почему? – спросил Арей.

– Скоро узнаешь, – пообещал Дедок-Потрошок. – А пока познакомься с моими ребятками.

– Разбойнички? – уточнил мечник.

– Разбойнички, чего уж, – сказал Дедок-Потрошок еще ласковее. – Это Кузнечик. Он у нас маленько умер, да в земле чегой-то не улежал. Но меня слушается. Я слова заветные знаю… Подь сюды, Кузнечик!

Один из сидящих встал и, поигрывая рубящим копьем, выдвинулся вперед. Высокий, узкоплечий, с тощими руками, он был в кольчужной рубашке со вплетенными на груди и спине горизонтальными пластинами. До блеска надраенные пластины сияли. Руки были защищены наручами. У кистей наручи соединялись прямоугольными пластинами. На голове – простеганная шапка на вате, усиленная кольчужной сеткой.

– Шапочка не в стиль! Тут нужен шлем с бармицей! – сказал Арей.

– Знаем, мил-человек. Недавно подвернулся один в таком шлеме, да повредили мы его! Переусердствовал я, – с сожалением пропел Дедок-Потрошок. – Надо было б мне Жужу вперед пустить! После Жужи-то все целехонькое!..

– А кто тут Жужа-то? – спросил Арей.

– А вот!

Разглядеть Жужу оказалось непросто. С ног до головы его окутывало непрерывно гудящее облако. Жужа делал шаг – и облако, расширяясь, шагало вместе с ним. Останавливался – и облако сужалось и чернело. Отдельные точки отделялись от облака, отлетая на разведку.

– Давай, Жужа! – велел Дедок-Потрошок.

Жужа выбросил вперед руки. От его ладоней отделились струи, состоящие из множества насекомых. Обе струи почти достигли лица Арея, но Жужа убрал руки и, струи, вобравшись, вернулись назад.

– Осиный маг, – пробормотал Мировуд.

Одежда Жужи, сплетенная из корней и трав, вся была облеплена осиными гнездами. Осы прятались в гнезда, вылетали из них, клубились, переползали. Многие ползали у Жужи по лицу, заползая в нос, рот и уши.

Третий спутник старичка все так же продолжал сидеть на корточках. В руках у него непонятно как и когда появился лук. Арей невольно залюбовался луком: снаружи березовый, внутри можжевеловый, усилен спинным сухожилием оленя, проклеен полосками бересты. И при этом совсем небольшой. Из такого лука можно стрелять и на бегу, и в прыжке, и перебегая по ветвям деревьев. На тетиву уже была наложена стрела, неназойливо смотревшая в их сторону.

Здесь Арей перестал разглядывать лук и взглянул на его хозяина. Лицо лучника было бледным, скуластым и злым. Острые ушки, прижатые к голове, напоминали лисьи. Кожу неравномерно покрывала зеленоватая чешуя.

– Эльф Чуфырька, – представил Дедок-Потрошок. – Папа евонный, стал быть, эльф. А мамаша евонная, стал быть, болотница. Вот потому он, стал быть, эльф Чуфырька.

– Мама была русалка. Русалка она была, понял? – обиделся эльф.

– Любит маму. Это хорошо, – одобрил Дедок-Потрошок. – Но что-то мы долго уже говорим!.. Коли веруете в каких богов, путники, так молитесь.

Дедок-Потрошок встряхнулся, точно ему было зябко. Из широких рукавов рубахи выскользнули два шипастых шара на кожаных ремешках.

– Я, как всегда, первый, ребятки. А вы уж там за мной помаленьку. Уж больно я сам убивать люблю. Жадный я на энто дело!

Арей выдвинул риттершверт вперед, держа его конец опущенным вниз.

– Железочка, – сладко сказал Дедок-Потрошок, любуясь риттершвертом. – Обожаю железочки!