Самый лучший враг

– Красивые… крылья… у тебя… очень красивые… – с усилием выговорил Ловус. – Что ж ты их так… не жалеешь? И удар был… неплохой. Чем это… ты?

– Обломком сулицы…

Ловус слабо улыбнулся, оценив горькую иронию ситуации.

– Моей сулицы, – повторил он. – Славный был удар. А крылья все же… жалей…

Он закашлялся кровью, покачнулся и стал медленно падать вперед. Буслаев подхватил его и уложил на снег, хотя и знал, что делать это опасно. Почти у каждого стража в рукаве есть кинжал или просто хотя бы ядовитый шип – для последнего, вот такого вот удара. Но обошлось. Либо Ловус был слишком благороден и честно соблюдал условия дуэли, либо не до подлости ему было.

– А все же жаль, что мы ушли из Эдема… Там было хорошо!.. А теперь вот ты пришел на наше место… нелепость! – произнес он совсем тихо.

Потом потянулся, чтобы потрепать Мефодия по плечу, – и умер. За мгновение до этого Буслаеву показалось, что он услышал звук звякнувшей косы. Звук бесконечно короткий, но явственный. Ни одна смерть в мире не обходится без Аиды Плаховны.

Ни Ловуса, ни Аспурка больше не существовало. Оба стража-красавца исчезли. На льду лежало нечто нечеткое, распадавшееся чешуйками и похожее не столько даже на прах, сколько на сухие осенние листья. Рядом, пытаясь отползти и зарыться, корчились два дарха. Дарх Ловуса зацепился цепью за его валявшийся шлем, поэтому Варсус вначале занялся дархом Аспурка.

Хромая, он приблизился, ловко подцепил его рапирой за цепочку, а после, чуть подбросив, подсек ему горловину особым крючком на кинжале. Ссыпал эйдосы себе на ладонь и стал любоваться их освобожденным сиянием. Мефодий ожидал, что он вернет их свету, и вздрогнул, когда пастушок воровато извлек из-под свитера дарх и, смущенно открыв крышечку, стал поспешно ссыпать в него эйдосы. По лицу Варсуса прокатывались волны удовольствия, заметные, как он ни пытался их скрыть.

В первую секунду, когда пастушок достал дарх, Мефодий невольно вскинул руку со спатой, но, опомнившись, опустил оружие:

– Откуда у тебя это? Ты что, из них?

Во взгляде Варсуса плеснула досада. Он понял, что Меф не знал о дархе, а знала одна Дафна.

– Нет, – ответил он быстро. – Помнишь, я убил охотника за глазами? Мне захотелось понять, что ощущают стражи мрака, и я надел его дарх себе на шею.

– И не смог снять? – предположил Меф, наблюдая, как дарх Варсуса корчится и раздувается, пожирая эйдосы.

– Да, не смог. Но я сниму! Когда-нибудь!

– А эйдосы?

– Их я беру временно! Пока не разобью дарх! А я его разобью!.. Не думай: я его ненавижу! Он очень…

В этот момент сытый дарх послал Варсусу новую волну наслаждения, которую тот не сумел скрыть.

– Вижу, как ты его ненавидишь. Разбей его сейчас! Или давай я помогу, если ты не можешь! – предложил Мефодий.

Варсус отскочил, выставляя рапиру:

– Нет! Нет! Сейчас не могу! Мне нужно…

– Что нужно?

– Неважно! Закончить одно дело, а эйдосы дадут мне силу.

– Они могли бы дать ее и твоим крыльям. Как благодарность за освобождение, – сказал Меф.

Варсус мотнул головой.

– Нет! – сказал он быстро. – Ты знаешь, я разбивал много дархов, и всегда отдавал эйдосы свету… И никогда… никогда… они не давали мне столько сил, как сейчас.

– Естественно. Там обычное искреннее «спасибо», а здесь вечный рабский труд на дармовщинку, – заметил Меф. – Но интересно, ты в курсе, что рано или поздно дарх пожрет твои крылья? Удивляюсь, как он до сих пор этого не сделал!

Варсус схватил свои крылья рукой и прижал их к груди.

– Нет! – крикнул он. – Не сожрет. Мои крылья сильнее дарха!

– Корми его лучше, и вскоре все будет наоборот, – заметил Буслаев.

Продолжая прижимать к груди крылья, пастушок скользил взглядом по оттаявшей траве, где, прячась под шлемом, пытался зарыться в землю уцелевший дарх Ловуса. Варсус шагнул к нему, собираясь взять, но спата Мефа вонзилась в землю между дархом и его пальцами.

– Нет! – сказал Буслаев. – Ловуса убил я! Рисковал своими крыльями и спатой. И эйдосы из его дарха тоже мои!

На мгновение ему показалось, что Варсус сейчас на него бросится. Его дарх, натягивая цепочку, тянул хозяина вниз, к шлему. Тянул жадно, гневно, пытаясь вцепиться в другой, ненавистный дарх, полный прекрасных эйдосов. Он уже не помнил, что недавно получил щедрую дань. И даже Варсуса, только что накормившего его, уже ненавидел – то и дело изгибался и жалил пастушка в грудь, требуя у него поспешить и скорее хватать, разбивать, пересыпать! Голод дархов вечен.

– Эй! – окликнул Меф. – Эй!

Варсус вытер мокрое от пота лицо.

– А? Что?.. Отдай! – сказал он. – Зачем тебе?

– Нет! – сказал Мефодий.

Варсус посмотрел на него долгим, чуть мутным взглядом. Кончик рапиры в его руке, обращенный к земле, плясал и вздрагивал. Готовя спату к отражению атаки, Мефодий поглядывал на дарх Ловуса, который, сверля землю, пытался укрыть свое сверкающее тело под шлемом.

Чей-то голос – но чей? не дарха же! – вкрадчивой змейкой шуршал в ушах Мефодия: «Варсус сильнее. Он лучше летает, его маголодии вообще не сравнимы с твоими… Но если ты наденешь дарх Ловуса, все может перемениться! Крылья у тебя уже есть! А знаешь что такое дарх в придачу к золотым крыльям?»