Самый маленький на свете зоопарк

То, что произошло потом, касается только Лейлы, Рохли и еще двух-трех человек в других кабинах. Лишь истратив все свои монетки, Рохля вышел. Сердце его было легким, как безе. Он чувствовал себя в отличной форме. Дома он разделся донага перед зеркалом и нашел, что выглядит настоящим мужчиной. Бред, конечно, но он даже был уверен, что мускулов и волос на теле с утра прибавилось. Он подрочил два раза кряду, оделся и рванул в «Пьеро-Круасан». Хмурая Девушка была на своем месте за стойкой. Играло «Радио-Контакт», то же, что в пип-шоу, «вуффф, вуффф, вуффф». Рохля сказал «здравствуйте, как поживаете?» Она подняла глаза, «спасибо, хорошо», ожидая, что он закажет что-нибудь. Но он ничего не заказал, просто стоял, смотрел на нее и улыбался. А она все больше хмурилась. Ах ты, черт, до чего же он ее любил. Он представил на минутку, как она танцует перед ним нагишом, и сказал ей: «Ну ладно, я пошел, значит, до завтра?» Девушка не ответила. Придурков она видала-перевидала и отлично знала, кто перед ней. Она посмотрела ему вслед, настроение слегка испортилось, но ненадолго, скоро закрываться и надо было еще убрать булочки, фруктовые пирожки и берлинское печенье.

Энтропия и диссипативные системы

Если бы наш гость, Бог весть, по какой причине, вдруг снова решил наведаться взглянуть, что творится в сознании Рохли, и опять приземлился бы обеими ногами на каменистую поверхность этой планеты, то его ожидал бы прелюбопытный сюрприз. Пришельцы из неоткрытых земель, которые еще недавно вели себя брутально, на манер захватчиков в оккупированной стране, теперь были поспокойнее, все такие же ужасные, но вполне благодушно настроенные, все так же дурно пахнущие, но — кто по палаткам, кто по норкам, — жизнью вполне довольные. Все эти мерзости чувствовали себя как дома. До чертиков вольготно, будто здесь им и место. И гость, будь у него хоть капля интуиции, струхнул бы не на шутку при мысли, что теперь их никакими силами отсюда не выгнать. Мерзости, всплывшие из потаенных глубин Рохлиной души, обосновались крепко.

Несколько дней Рохля сидел дома, дрочил и смотрелся в зеркало. Потом, почувствовав, что готов, он спустился привычным путем по Альзембергскому шоссе и, когда проходил мимо «Сони-Центра», где врубили «Радио-Контакт» на полную громкость, «вуффф, вуффф, вуффф», у него встал. Дождавшись трамвая, он сел в конце, чтобы вволю рассматривать девушек. Теперь это был король мачо. «Все бляди» (dixit Рохля), захоти он, мог бы перетрахать их всех, пусть строятся в очередь, задастые и ногастые, тощие телки и толстые коровы, умные и дуры, всех оприходует одну за другой, это запросто.

Он вышел у Ботанического сада. Небо было голубого, совершенно искусственного цвета, мимо проносились на полной скорости машины, насыщая атмосферу окисью углерода, на горизонте бирюзовый купол собора в Кукельберге походил на огромный электробытовой прибор. У рабочих на строительстве «Инновасьон» опять был обеденный перерыв, они отлично загорели, но строительство не продвинулось ни на шаг. Рохля свернул налево, из отеля валом валили японцы и расходились во все стороны, сияя блаженными улыбками. И вот, наконец, он оказался спиной к вокзалу, лицом к витринам, на той самой улице.

Девушки заметили, как он прохаживается взад-вперед и стали делать ему знаки из-за стекла витрин. Рохля не спешил, ему хотелось выбрать самую классную, не страхолюдину какую-нибудь. Он несколько раз прошел мимо одной блондинки, по виду из Восточной Европы, она была ничего себе, ноги обалденные, вот только лицо со странным изъяном. Кажется, это было родимое пятно, и Рохле оно не нравилось. Потом, в конце улицы, у самой трамвайной остановки он приметил другую, черноволосую, сидевшую на высоком табурете. Она улыбнулась ему по-настоящему мило и чуть заметно кивнула. Рохля пересек улицу, ему показалось, будто ничего больше нет на свете, только витрина и он, он подошел, попытался улыбнуться девушке в ответ, но вышла судорожная гримаса, а девушка слезла с табурета и открыла ему дверь.

Рохля сказал себе «мать твою, я это сделал, рехнуться можно, я иду к бляди». А девушка сказала ему «goed avond, добрый вечер», точь-в-точь как распорядительница приема, профессионалка высокого класса со знанием языков. Рохля решил, что выбрал он удачно. В углу сидела маленькая старушка с собачкой, казалось, она не замечает происходящего вокруг. «Тоже профессионалка высокого класса», — подумал Рохля. Девушка провела его в заднее помещение и любезно ознакомила с расценками. Он выбрал промежуточный вариант по божеской цене, девушка предложила ему «чувствовать себя как дома» (dixit девушка), она сейчас придет. Комнатка была крошечная, освещенная ультрафиолетовой лампой, под которой он хорошо выглядел. Все пространство занимали диван и комод с выдвижными ящиками, на котором стояла стеклянная безделушка с плавающими вверх-вниз разноцветными масляными капельками. Из маленького радиоприемника звучала музыка «Радио-Контакт», негромко, фоном, «вуффф, вуффф, вуффф». У Рохли зашевелилось в штанах.