Самый маленький офицер

Сиф взглядом оценил высоту стен и присвистнул: ничего себе «развлечение».

– А Макар? – спросил вдруг он.

– Что «Макар»? – удивилась Алёна.

– Ну, Макар Тиряй… Который к выринейцам ездил. Что с ним стало?

Алёна внимательно посмотрела в текст и покачала головой:

– Не знаю… Тут не сказано.

Сиф вздохнул, а в памяти вдруг всплыл совершенно незнакомый голос, говорящий с теми же «экскурсоводческими» интонациями, но по-забольски: «… Сам же Макар был зверски убит выринейцами, когда они осознали, что были им обмануты… Илей, не подпрыгивай!.. У крепостной стены в конце девятнадцатого века был установлен памятник Макару, надпись на постаменте которого гласила: «Не убоялся»…»

Сиф вздрогнул, очнувшись, но последние слова прозвучали вслух. Это Великий князь зачитал надпись – памятник находился здесь же.

– Да, внушительный мужик, – заметил он, разглядывая здоровенного бронзового Макар в рубахе и островерхой шапке. – Только странная какая-то мораль получается. Обманул, поплатился за обман – а вот глядите-ка, национальный герой.

– Почему же, вполне по-забольски поступил, – Заболотин тоже подошёл к памятнику. – Главное – независимость, а если надо, можно с кем угодно договориться – временно, разумеется. Перетерпеть чуть-чуть… А если кто поплатился – не повезло. Мученик за свободу, значит… Прости, Сиф.

– Да ничего, – буркнул Сиф, которого не покидало ощущение, что он уже здесь когда-то был, и ещё тогда ему эта история с Макаром категорически не понравилась. – Всё так и есть. Поэтому и войну продули – всё раздумывали, терпели, договаривались, не признавая, что давно уже всё про… кхм. Если бы не русская армия, в общем… Может, уже пойдём?

– Пойдём, – согласился князь и продолжил уже на ходу, обходя памятник: – Зато упрямство и желание всё провернуть по-своему – видать, тоже национальная черта. И этому можно позавидовать. Сколько испытаний Забол вынес – и до сих пор ведь жив-здоров…

Сиф пожал плечами. Он не мог определиться, считать ли себя забольцем или русский офицер (даже если унтер-офицер) так не может, поэтому и к словам о Заболе относился двояко.

… На мостовой у постамента лежал листок бумаги. Сиф на ходу наклонился, поднимая его, и пробежал глазами.

«Мы – Забол, и мы за мирное урегулирование конфликтов! – гласила цветастая листовка. – Политика в нынешнем её виде – грязная вещь, где всё решается горсткой так называемых «сверхдержав», а отдельные свободные страны не имеют права даже выбирать свою судьбу!

Мы – Забол, мы твои соседи, друзья, сослуживцы, ты каждый день видишь нас на улицах Дикея. Но мы хотим свободы и мира.

Мирная политика! Свободная политика! Самостоятельность и своя судьба!»

Сиф поморщился: агитка уж больно точно повторяла весь тот бред, в который верил наученный Хамелеоном Тиль. Потом перевернул листок и обнаружил на обратной стороне продолжение.

«Если тебе не безразлична судьба твоей страны и твоего города – приходи 1 июня на Крепостной бульвар, к памятнику нашего героя, Макара Тиряя!»

Скомкав листовку, Сиф метко забросил её в урну, мимо которой проходил, и коротко пояснил в ответ на вопросительный взгляд командира:

– Реклама.

И, в общем-то, почти не солгал.

Алёна вновь убежал вперёд, купила в сувенирном ларьке бейсболку со стилизованными силуэтом крепа над козырьком и, нацепив, как ребёнок вовсю наслаждалась жизнью. Иосиф Кириллович шёл следом и поглядывал на девушку с тёплой улыбкой, а по бокам от него топали Краюхи, в меру недружелюбные по отношению к окружающему миру, как и положено телохранителям. Заболотин держался позади – это его место тоже считалось «классическим». В хвосте шли Сиф и Одихмантьев – сегодня юный фельдфебель мог потягаться с княжеским советником в задумчивости.

Сначала Тиль, теперь беззаботная Алёна перед глазами маячит… Да нет, Сиф вполне искренне радовался, что Алёне так хорошо, ведь Иосиф Кириллович рядом и в кои-то веки не «его высочество». И ладно бы только смутное недовольство, что это на Великого князя цыганка смотрит – вот так… Нет, сейчас раздражение вызывала её беззаботность и ничто более.

Они идут – к стеле, к памятнику погибшим на войне. Здесь, в Дикее, в своё время довольно долго стоял УБОН Дядька… Может, там, на стеле, есть имена людей, которых Сиф когда-то звал.

А Алёна шагает, ничего не понимая, в своей кепке. Да, откуда ей знать. Сиф и сам-то не помнит большей части собственного детства, но всё же это как-то неправильно.

Алёна на ходу обернулась и задорно подмигнула мальчику:

– Не кисни, Сиф! Жизнь-то продолжается!

Сиф отвёл взгляд. Продолжается, конечно, но лучше пусть это будет как-нибудь потом. Сначала – отдать долг памяти местным героям… настоящим героям.

Стела располагалась в двухстах метрах от памятника Макару, у самых стен крепа, возвышаясь над бульваром. Два каплевидных воинских щита на гранитной плите, словно своеобразные скрижали, и на левом, вместо заповедей – фамилии, а на правом – надпись невычурным, строгим почерком: «Они отдали за нас свои жизни».

К щитам вели ступени. Остановившись на нижней, Иосиф Кириллович долго глядел на стелу, и лицо у него было строгое и торжественное.