Впрочем, что это я, право?.. ведь у меня даже и адреса-то Вашего нет. «В таком случае, почему Вы, молодой человек, решили написать именно мне? — могли бы Вы, Александр Семенович, резонно заметить. Действительно, я с таким же успехом мог написать Пушкину. Но! Во-первых, писать Пушкину — совсем не ново; во-вторых, с живым классиком как-то интереснее, нежели с усопшим; а в-третьих — это письмо не последнее: я намерен оставить после себя обширную переписку с величайшими людьми нашей эпохи… на очереди — Фазиль Искандер.
Но это все в перспективе, а сейчас, уважаемый Александр Семенович, я хочу предложить Вам свою дружбу. Я делаю Вам предложение, от которого Вы не сможете отказаться по той простой причине, что не будете о нем знать. Вы ровным счетом ничего не потеряете от этой дружбы, она не будет для Вас обременительна: я никогда не попрошу в долг, никогда не поставлю Вас в неловкое положение, Вам никогда не придется часами слушать мои сочинения, изображая интерес и одобрение. Зато с моей стороны будет неизменно всегда одно — искреннее и молчаливое обожание.
Вот, в сущности, и все, что я хотел Вам написать, теперь уже дорогой мой друг Александр Семенович.
Когда я сел писать это письмо, шел снег, а я плакал. И я писал, а снег все шел и шел, а я все плакал. А когда снег прекратился — я перестал плакать и не мог вымолвить ни слова. Liebe Dichter… Хотя, нет! Это все уже было. У Пастернака к Рильке.
Искренне Ваш. Чао-какао. Ауфвидерзейн.
P.S. А адрес Ваш, Александр Семенович, у меня был. Только я его спрятал, далеко-далеко спрятал, от греха подальше. В животик. Я его съел, как пакет, чтоб не достался врагу.
МИТИНО
— Гоха, поехали завтра в Митино... — говорит мне Серый. — В Митино ништяк! В Митино можно делать все! Заодно посмотрим тебе компьютер. Не ссы, Гоха, мы купим тебе самый клевый компьютер... будешь долбать на нем свои романсы...
— Серый, я не пишу романсы... я пишу роман. О любви... — отвечаю.
— Во-во! Гоха, а ты знаешь, какие в Митино кобылы?! Если ты пишешь роман о любви, ты обязательно должен побывать в Митино. Там такие чиксы, Гоха! Ты напишешь сказочный роман о любви... купим тебе в Митино самый крутой компьютер — и напишешь!
— Серый, — говорю. — Мне не нужен крутой компьютер. У меня денег — с гулькин хрен. Мне нужен недорогой, простенький... практически, пишущая машинка. Я слышал, что 286-ю «айбиэмку» можно купить чуть ли не за двадцать баксов.
— Гоха, ты дурак! Зачем тебе этот хлам? Это же каменный век! Это отстой! У тебя на нем ни одна игра не попрет...
— А я и не собираюсь на нем играть, — отвечаю. — Я буду на нем тексты печатать...
— Все равно ты дурень, Гоха. Надо брать «пень»... хотя бы первый. Не-е, я себе буду покупать только навороченный «пень». Накоплю денег — и куплю. Или соберу по частям. Гоха, можно ведь покупать компьютер постепенно... по частям. Кстати, сколько у тебя денег? — спрашивает меня Серый.
— Сто долларов... — говорю.
— Во!.. купим тебе завтра в Митино «материнскую плату» и «корпус». А как деньги еще появятся, купишь еще чего-нибудь... «винт», или «клаву»...
— Серый, пошел ты! — говорю. — Мне не нужна «материнская плата» за сто долларов. Мне нужен целый компьютер... сразу и дешево. Ты мне скажи, — спрашиваю я у него, — смогу я в Митино купить компьютер за сто долларов?!
— Сможешь! В Митино можно все!
От Балашихи до Митино рукой подать. Всего каких-нибудь два часа пути. В шесть ноль-ноль мы уже были на шоссе Энтузиастов. Но сначала мы зашли в «Урожай». Сереге ужасно захотелось пить... правильно, ведь на улице была такая жара: – 18. Я купил ему бутылку «девятки-балтики».
Себе я взял чай.
Всю дорогу Серого мучила жажда. Пришлось обменять в Измайловском парке свои сто баксов на рубли и взять ему две бутылки «Толстяка». В автобусе платил тоже я. И в метро.
И менту на Арбатской.
Мент сказал просто:
— Если нет прописки, то — по два стольника с рыла.
У меня документы были в порядке. У Серого оказалась просроченной временная прописка. Я не стал артачиться и заплатил две сотни.
Нам нельзя артачиться. Мы не местные. В Москве мы на заработках... а жить домой ездим, в Россию. Нас здесь все молдаванами считают. Пусть. Пусть считают хоть чукчами, лишь бы бабки платили. А в Балашихе мы с Серым делаем «евроремонт» одному уроду: моральному уроду.
Не все моральные уроды делают себе «евроремонт», но все, кто делают себе «евроремонт» — моральные уроды. Это я заявляю с полной ответственностью.
Наш владеет «миром»: «Миром бытовой техники». Прораб говорит, что, скорее всего, этот урод нас кинет. Я тоже так думаю. Почти все кидают — это прописная истина.
Но кинет он нас в конце, а до конца еще далеко. Нам еще плитку класть, обои клеить... нам еще предстоит сделать «теплый пол». От «теплых полов» пипка падает — это доказано научно. Это прекрасно. Прекрасно, что пресечется род еще одного морального урода. Уж мы с Серым постараемся, мы сбацаем отличный «теплый пол». Вредный и надежный.