Самый опасный человек

Всякий раз в нижней части экрана появлялось имя нового контакта, а на параллельном мониторе — персональные данные и другие подробности. Все звонки, общим числом шесть, были сделаны респектабельным мусульманским фандрайзерам и крупным спонсорам. Ни один из них, если верить экспресс-комментариям бахмановских исследователей, не находился «под колпаком».

Суть всех звонков сводилась к одному: нас облагодетельствовали, братья мои… всемилостивый Аллах в бесконечной щедрости своей удостоил нас великого, исторического дара. Забавно, что во всех телефонных разговорах доктор Абдулла делал вид, причем не слишком убедительно, что речь идет об американском рисе, а не о долларах. Таким образом, при помощи простенького кода, им достались миллионы тонн крупы.

Этот невинный обман, согласно комментариям, носил предупредительный характер: Абдулла не хотел случайно спровоцировать аппетиты какого-нибудь местного чиновника, если бы тот вдруг их подслушал. Все шесть разговоров были как под копирку, так что одной распечатки вполне хватило бы:

— Двенадцать с половиной тонн лучшего качества, мой дорогой друг… американских тонн, ты меня понял?.. да-да, тонн. Все до зернышка должно быть распределено среди правоверных. Да, старый дуралей, тонн! Ты что, оглох, когда Господь из милости хлопнул в ладоши у тебя над ухом? Правда, есть, чтоб ты понимал, предварительные условия. Их не много, но все-таки. Ты меня слушаешь? Первую партию получают наши угнетенные братья в Чечне. Сначала мы должны накормить их голодающих. И подготовить больше врачей, иншалла! Разве это не прекрасно? В том числе здесь, в Европе. Один кандидат у нас уже есть!

Данный разговор состоялся с неким шейхом Рашидом Хасаном, старым другом и сокурсником Абдуллы в Каирском университете, ныне проживающим в Уэйбридже, что в английском графстве Суррей. Не потому ли этот разговор оказался самым длинным и доверительным? Но закончился он, как отметили исследователи, загадочно.

«Наш хороший друг наверняка позвонит тебе, чтобы обсудить то, что требует обсуждения», — пообещал Абдулла. В ответ собеседник неопределенно хмыкнул.

#

В 19:42 появилась первая картинка.

Камера запечатлела, как Веха выходит на крыльцо своего дома — такой европеец в светлом габардиновом плаще и английском загородном кепи. Он один. Черный универсал «вольво» с услужливо распахнутой задней дверцей ждет его у ворот.

Комментарии по ходу: «вольво» зарегистрирован в компании по прокату машин во Фленсбурге, в ста пятидесяти километрах от Гамбурга. Владелец — турок. Ни против компании, ни против ее владельца нет ничего инкриминирующего.

Веха усаживается на заднее сиденье с помощью старшего из двух телохранителей, который затем садится рядом с водителем. Камера наблюдения, поменяв ракурс, следует за «вольво». Набожный человек едет не по своей воле, думает про себя Бахман, поглядывая на телохранителя, который поглядывает в переднее и боковое зеркальца.

«Вольво» выезжает на автобан и берет курс на северо-восток — двадцать, сорок, пятьдесят семь километров. Опускаются сумерки. Картинка делается мутно-зеленой — это камера переключилась на ночное видение. Голова телохранителя продолжает мотаться между зеркалами. Когда машина въезжает в зону отдыха, он становится еще бдительнее. Телохранитель выходит из машины, чтобы отлить, а заодно осмотреться, нет ли чего подозрительного. В какой-то момент его взгляд упирается в камеру наблюдения или, лучше сказать, в наружку Арни Мора, припаркованную в пятидесяти метрах позади «вольво».

Вернувшись к машине, телохранитель открывает заднюю дверцу и что-то говорит. Веха вылезает наружу и, придерживая кепи из-за порывов ветра, направляется к стеклянной телефонной будке в восточном конце зоны отдыха. Войдя в будку, он сразу вставляет заранее приготовленную пластиковую карточку. Идиот, отмечает про себя Бахман. Хотя, возможно, карточка, как и «вольво», принадлежит не ему.

Не успевает Веха набрать номер, как в нижней части экрана одного из Максимилиановых мониторов появляется имя — шейх Рашид Хасан из Уэйбриджа, которому Абдулла недавно звонил из дома. Но что-то странное успело за столь короткое время произойти с его голосом, который с запозданием и потому не совсем синхронно воспроизводится берлинским центром связи.

Поначалу даже Бахман с трудом разбирает слова. Ему приходится обратиться за помощью к синхрону на соседнем экране. Веха по-прежнему говорит по-арабски, но на жутком уличном египетском диалекте, который, как он, вероятно, полагает, поставит в тупик ухо того, кто может их сейчас подслушивать.

Если так, то он ошибается. Синхронист, кто бы он ни был, — сущий гений. Чешет, как ни в чем не бывало: