Самый первый Змей

Человек бы подумал-подумал, да и бросил такую любовь. Но у Змея сердце большое (пудов двенадцать будет, наверное), он так порешил: а полюблю я сразу всех. И стал ухаживать. Ухаживал с размахом. Свил гнездо из ельника полутора метров в окружности. Нагнал тучу мошкары с болота – угощенье красавицам. Собрал букет ромашек и на среднюю голову надел для красоты. И, конечно, писал стихи.

Спросите меня, а чем кончилась эта любовь? А она не кончилась – отвечу я вам. Так Змей по сю пору всех соловьих любит, а всех соловьев считает своими соперниками. Только биться-рататься ему с ними нельзя. Совсем никакой славы от такого боя, поношение одно.

Змей на базаре

Пошел Змей раз по базару, купить кренделей, леденцов и прочей пастилы. Знамо дело, не в собственном обличии пошел. Притворился Ивашкой Пименовым. А денег-то и не взял. И то сказать, откуда у Змея деньги? Это у заморских драконов золота в изобилии – оченно они коммерцией заниматься любят, а змеи горынычи – народ, в основном, бедный. Живут все больше у речки Смородины, под Калиновым кустом да в полон девок сгоняют. В общем, одни траты у них. Так и у Змея моего за всю его многосотлетнюю жизнь скопились только полторы копейки. И те еще Иваном Грозным печатаны. А пастилы хочется – страсть!

Змей, однако, таланты кой-какие имел. На столб, салом смазанный, влезть – для него раз плюнуть. Так добыл себе сапоги яловые. Хорошие сапоги, но абсолютно несъедобные. Сапоги тут же сменял у шорника на седло и подпругу. Подпругу продал крестьянину за пуд меда, а седло цыганам продал за неразменный пятак. Вот на тот пятак и скупил себе Змей пол-базара. Оборотился опять в красавца трехголового, навел мороку на люд, нагрузился сластями и был таков. А пятак неразменный у него до сих пор цел. Только теперь уж на него ничего стоящего не купишь. Не те времена.

Змей и защитник

Иван-крестьянский сын сызмальства был защитником. В три года защищал младшую сестренку от разбуянившегося петуха. Чуть глаза не потерял, но защитил. Потом по-малости, по-малости: ребят своей деревни от ребят соседней деревни, ребятишек от напившегося кузнеца, овин от медведя-шатуна… Под конец пришлось ему защищать всю страну. Двадцать пять лет служил он в армии, помотало его и по жарким, и по холодным странам, и по пустыням и по горам. Вернулся домой седой, бывалый и немногословный. Завел домишко на отшибе и принялся ухаживать за барским садом, разводить в нем какие-то невиданно крупные вишни и диковинные пряные травы.

К детишкам был суров, пужал их, не давал лакомиться сладкой хозяйской ягодой.

И вот как-то июньским теплым вечером гулял он по саду и услышал какое-то не о хрюканье, не то чавканье. Смотрит – а посередь саду какой-то зеленый морок ворочается. Огромадный просто! Но не струсил бывший солдат, перехватил палку второй рукой и спорым шагом пошел к супостату.

Змей мой (а это, вестимо, был он) оборотился и посмотрел на Ивана ласково.

– Ох, и вкусная у тебя в саду черешня, дедушко.

– Ах ты, поганый змеище, дьявольское отродье, ты зачем барское добро поганишь?

– А ведь мы с тобой уже встречались, Иван-крестьянский сын. Помнишь на Азове лежал ты, раненый, на биваке, а незнакомый парень тебе водицы поднес да медом с орехами угостил?

И вспомнил все старик. Как ухаживал за ним какой-то вихрастый паренек, непонятно как прибившийся к русскому войску, как промывал ему рану да сказывал по вечерам дивные сказки.

Пригляделся – а и точно, глаза у змея те же, что у парня того – синие, глубокие и добрые. Однако не рассуропился быший солдат, а наоборот, нахмурился и сказал:

– Ну ты, того, все равно, не озоруй. Ступай, значит, мимо.

Усмехнулся Змей, потянулся да и расправил крылья, алым блеском с зарей соперничая:

– А садовник из тебя получился славный. Да и защитник ты был не из последних. Был и остался. – Поднялся на крыло и нарочито медленно полетел к горизонту. А Иван-крестьянский сын всю ночь не мог уснуть, вспоминал прошлое. И особенно – петуха, который чуть Марфушку не затоптал.

Нужная голова Змея

Вот вы, ребята, наверное думаете, что мой Змей всю жизнь о трех головах ходил. Ан нет! Все драконы рождаются одноглавыми. Но, обладая невероятными регенирирующими свойствами способны отрастить себе хоть двадцать дополнительных лап, хвостов или голов. И тут все зависит от обычаев. В Китае, например, уважающий себя дракон скорее даст отсечь себе язык или ус, нежели вырастит вторую голову. В Греции, напротив, все драконы норовят наотращивать себе побольше пастей, навроде лернейской гидры или Сциллы. Европейские драконы, несколько раз переменив вкусы, остановились на элегантной сдержанности.