И что же он видит? Никакого грозового ящера, сколь глаз видит (а видит он далеко) – не наблюдается. "Спужался и удрал" – подумал раскрасавец – Змеюшко, приосанился, и поплыл гоголем, красуясь. Правда, не долго он красовался. Там, наверху, воздух редкий-редкий, и дышать им тяжко. Так что спустился он на землю, а там уж и гроза прошла, и прояснело. Только один обгорелый дуб стоит посередь леса, как напоминание о змеевом подвиге.
Термос
Термос жил на антресолях, между детскими валеночками и старым электрическим чайником. Сзади термос подпирали рулоны обоев, оставшиеся с последнего и предпоследнего, и, кто знает, может, даже с предпредпоследнего ремонта "на всякий случай". Термос жил насыщенной жизнью. Все остальные обитатели антресолей никогда их не покидали. Они жили воспоминаниями. Чайник, поскрипывая, вспоминал, как знатно он свистел когда-то на кухне. Валенки помнили раннее детство хозяйки, которое случилось лет тридцать назад. Валенки были очень старые, кряхтели от немощи и больше всего на свете боялись моли. У валенков была мечта: они надеялись, что когда-нибудь из них вырежут стелечки, вставят в годные сапоги, и они снова будут бегать по дорожкам.
Жизнь термоса очень отличалась от жизни соседей. Никогда он не залеживался на антресолях дольше месяца. Обычно его доставали рано утром, промывали и заливали в него горячий душистый чай или крепкий кофе. Потом засовывали в рюкзак и несли куда-то в темноте. А когда вынимали, вокруг оказывался удивительный мир. Лесная полянка с деревянным грубым столом посередине, осенний парк, полный шороха опадающих листьев, зимняя лыжная трасса. Термос все хорошенько разглядывал, чтобы потом, на антресолях, было о чем вспоминать до следующего приключения.
Но однажды термос взяли в поход на лесное озеро, и там оставили стоять на складном столике, а сами ушли спать в палатку. И жизнь термоса изменилась в одночасье. Из леса вышел мягкой походкой синеглазый рослый парень, огляделся, шмыгнул носом, схватил термос и дал деру.
Термос не успел прийти в себя от такого нахальства, как детина уже протягивал его какой-то сморщенной длинноносой бабке в обтерханной от времени овчинной кацавейке. Бабка оказалась затейницей. День и ночь теперь настаивались в термосе отвары из брусничного листа, бледной поганки, сосновых шишек, жабьих лапок и из бог весть какой гадости, которую термос опознать не мог. От этого, или от того, что бабка без умолку бормотала себе под нос, помешивая что-то в котле, всякую ерунду, вроде "Шикурли-мыкурли, шаланда-баланда, три кавычки-рукавички, от кикиморы реснички, от русалки чешуя, да вдобавок пух орла", у термоса внутри стали происходить странные явления. Серебряная колба темнела и сжималась, дешевый металл снаружи обрастал патиной, пластмассовые детали и вовсе норовили исчезнуть.
"Эх! – подумал как-то термос, – только жить начал!" И тут же прекратил жить. А его китайская душа, так и не распознавшая русскую бабку, устремилась в персиковые сады небесного владыки.
– Не держатся у меня термосы энти, – жаловалась баба-яга Змею, прихлебывая настой сушеной малины с мятой. – Вещь полезная, но не стойкая. Гляди-кось: и месяца не прошло, как ты последний приволок, а он уж в корчагу превратился. И так все они – кто в крынку, кто в бутылку, кто в медный таз. Не выдерживают волшебства.
Змей кивал, тянул из блюдечка душистую жидкость и думал: "Ни за что не пойду снова термос воровать! Один позор и никакого проку!" – но, конечно, по доброте душевной, снова уступал бабкиным уговорам.
Сто сорок первая хромосома
Все знать о драконах не может никто. Даже знаменитейший драконовед (и сам, естественно, по происхождению великий змей) Карлакон Ниспровергатель Царств признавался в приватных беседах коллегам, что некоторые вещи, например, строение седьмого хвостового позвонка, ему до конца непонятны.
Доблестные же рыцари, сами по себе существа довольно примитивные и невежественные, и вовсе считают, что единственное полезное знание о драконах заключается в умении найти ту самую точку на теле, где броня в движении расступается и становится видна беззащитная розовая плоть супостата. С чего они взяли, что плоть у дракона именно этого девчачьего деликатного цвета – представления не имею.
Однако, хотя всего о драконах знать не может, некоторые вещи знать просто необходимо. Например, почему с виду вполне обычный уэльский дракончик внезапно признается, что мяса есть не хочет, а хочет питаться исключительно фруктами и овощами. Понятное дело, сперва его всеми силами стараются переубедить, прибегая иногда даже к грубой силе и запихивая ему против желания в пасть свежеосвежеванную овцу, но в последствии приходится таки вызвать на помощь того самого Карлакона.