Самый сердитый гном

Пархавиэль замер в нерешительности, он опять умудрился попасть в весьма затруднительное положение: вежливо попросить убрать одежду значило надерзить и нарваться на очень большие неприятности, отступить обратно к дверям – показать свою слабость, то есть обречь себя на издевательства всего зала и в конце концов на те же самые неприятности. Колебания продлились всего несколько секунд, гном не нашел решения, оно само посетило его и толкнуло на отчаянный шаг. Большую часть жизни проведя в борьбе с хищниками, Зингершульцо хорошо усвоил прописную истину: „Звери ценят лишь силу, слабый обречен!“ Остановив уже немного отступившую назад Флейту, Пархавиэль грозно шмыгнул носом и уверенным шагом направился к столу.

Компания вампиров встретила гнома и девушку ехидными ухмылками, но предчувствия грядущей потехи не оправдались. Пархавиэль не стал заискивающе просить, как ожидалось, не вступал в дебаты и пререкания, гном даже не стал тратить времени на то, чтобы скинуть вещи со скамьи. Молниеносным движением рук он выхватил из-за спины секиру и резко, с размаху вонзил острое лезвие точно в центр стола. Жалобный треск древесины и возгласы возмущения пронеслись по всему залу. Пятеро вампиров испуганно шарахнулись в стороны от разрубленного напополам стола. „Свист ветра“ грозно рассек воздух во второй раз и замер над головой гнома, ожидая встречи со смельчаком, который решился бы испробовать его остроту на своей шее.

– Назад, все назад! – заглушил недовольные крики и угрожающее шипение повскакавших с мест кровососов уже слышанный гномом однажды женский голос. – Назад я сказала, это приказ!

В толпе незнакомых лиц, если, конечно, можно назвать лицами оскаленные морды разозленных вампиров, промелькнули знакомые гному черты, это была та самая вампирша, что завела его ночью в трущобы и бросила раненого на произвол судьбы. Каталина даже не кивнула Пархавиэлю, она суетилась между рычащими тварями и сдерживала их гнев, направленный на голову, точнее, на шею, нахального гнома. Внезапно откуда-то из толпы вынырнул обнаженный по пояс Тальберт. Он с силой толкнул растерявшуюся Флейту к окну и, выхватив меч с кинжалом, занял позицию чуть позади застывшего на месте Пархавиэля. Обычно удары двуручной секиры широки и размашисты, встать на одной линии с гномом означало или мешать его замаху, или подставляться под удар. Положение же немного сзади было при данных обстоятельствах самым выгодным.

Шипение начало стихать, Форквут удалось призвать слуг Самбины к порядку, хотя это стоило ей много сил, не говоря уже об изрядно подсаженных голосовых связках. – А вы что застряли?! – прохрипела Каталина, повернувшись лицом к возмутителям спокойствия. – Тальберт, веди их наверх, живо!

Полковник тут же кивнул, убрал оружие и, подхватив на руки оцепеневшую от испуга Флейту, стал протискиваться сквозь успокаивающуюся толпу к выходу. Зингершульцо засеменил вслед за людьми, однако не выпускал секиру из рук и ни на секунду не забывал про корченье страшных рож.

Флейта очнулась только на лестнице, девушку начало трясти, и ей вдруг стало стыдно за свое замешательство и испуг.

– Я… я виновата… их так много… так неожиданно… все сразу… – лепетала девушка, чуть не плача и заискивающе смотря в глаза полковнику.

– Не волнуйся, девочка. – Тальберт опустил на пол разбойницу и по-отечески похлопал ее по плечу. – Я сам чуть не помер, когда это стадо увидел!

– Вот видишь, Самбина, одного приказа оказалось недостаточно, чтобы удержать твоих слуг от нападения на людей. Бой есть бой, всякое может случиться, да и с природой не поспоришь! Практика войн показывает, что смешанные отряды не только допустимы, но и эффективны, однако не следует забывать, что людей, гномов и эльфов разделяют только расовые противоречия, вампиры же смотрят на иные существа как на пищу, поэтому их стоит держать отдельно. – Голос Мортаса был абсолютно спокоен, а рассуждения логичны.