Самый синий из всех

Я закрываю глаза, но пальцы свободной руки расслабляю и разворачиваю так, чтобы как бы случайно касаться других – тех, кто будет проходить мимо. Несколько раз мне и правда удается кого-то почувствовать, но я слишком плохо знаю большинство ребят в группе, чтобы понять, кто есть кто. Да и прикосновения мимолетны.

Только Андрея я узнаю сразу. И дело не в цветах, их я едва успеваю ощутить. Просто… просто что-то внутри меня отзывается. Его пальцы слегка вздрагивают, коснувшись моих. Хочется думать, это оттого, что он тоже меня узнал.

Как-то незаметно упражнения меняют атмосферу, сближают нас. Поэтому, когда Тор с хитроватой улыбкой приносит из-за кулис надутые воздушные шары, в группе раздаются смешки.

– Меняйтесь парами, – командует Тор. – Задача – все так же передвигаться по сцене, только теперь между вами должен быть шарик. Прикасаться нельзя, говорить тоже. Попробуйте договориться с партнером на другом, эмоциональном уровне.

Я оказываюсь в паре с Максом и немедленно столбенею. Ему, кажется, тоже неловко. Мы кое-как пристраиваем злосчастный шарик и по хлопку начинаем медленно двигаться по сцене.

– Эй-эй, глазами направление движения не показывать! – одергивает кого-то Тор.

Как ни странно, у нас здорово получается. Шарик не падает ни разу, хотя мимо нас, чертыхаясь, постоянно пробегают другие ребята. Макс полностью сосредоточен: брови сдвинуты, взгляд устремлен на цель, плечи напряжены. Словно почувствовав мое внимание, он застенчиво улыбается, и я замечаю, что передние зубы у него чуть-чуть кривоваты.

Тор объявляет двухминутный перерыв. Я тут же устремляюсь к Каше, который последнее упражнение делал с Оксаной. Она так и не ответила ни на одно мое сообщение. И выглядит такой замкнутой, что я не решаюсь подойти…

– Вы неплохо справились, да? – как бы между прочим говорю я, пока Каша огромными глотками пьет воду из бутылки.

– Это было несложно, учитывая… Ну ты понимаешь.

Он рисует в воздухе окружности, изображая Оксанину грудь, а я, быстро оглянувшись, бью его кулаком в плечо.

– За что?! – обиженно восклицает Каша.

– Так тебе и надо, – удовлетворенно заключаю я, чувствуя себя рыцарем, который защитил честь прекрасной дамы. – Как она?

– Словно в мире не было, нет и не будет уже ничего хорошего, – вздыхает Каша, демонстративно потирая плечо. – Что с ней такое? Или скорее, кто с ней такой, верно? Вечно вы, хорошие девчонки, влюбляетесь в засранцев…

Его слова меня неожиданно радуют. Выходит, меня он тоже считает хорошей девчонкой? Это приятно. Я как раз собираюсь сказать об этом, как вдруг замечаю, куда он смотрит. На Андрея! Тот стоит в окружении девчонок и что-то увлеченно им рассказывает.

– Он не засранец! – возмущаюсь я.

– Ну да, ну да, – хмыкает Каша, пиная ногой чей-то шарик.

Вскоре мы снова приступаем к читке. Текста у меня немного, так что большую часть времени я трачу на то, чтобы исподтишка наблюдать за другими. Оксана кажется непривычно тихой и серьезной. Она сидит, обняв колени руками, волосы собраны в простой низкий хвост. Каша почти лежит на сцене, опираясь на локти и согнув одну ногу в колене. Он так пафосно читает слова Ленского, что все покатываются со смеху. Кроме Андрея, который смотрит на него сердитым и недоверчивым взглядом. Кажется, неприязнь – это у них взаимное.

Время пролетает неожиданно быстро. Когда Тор объявляет окончание репетиции, я вдруг понимаю, что у меня ужасно затекли ноги. Крошечные иголочки безжалостно вонзаются в икры, пока я со стоном встаю и растираю их руками. Судя по оханью со всех сторон, у остальных схожие проблемы.

– Старость не в радость? – ехидно хихикает Каша, за что и получает справедливый удар в другое плечо.

– И еще один момент, друзья, – окликает нас Тор. – Спасибо всем, что помогли в выходные. Вдвойне спасибо ребятам, что согласились помочь сделать ширму, которая будет играть роль беседки. Костюмы у нас тоже, по большому счету, есть, нужно только привести их в порядок, кое-что подшить и, возможно, подогнать по размеру. Быть может, кто-то из девочек сможет за это взяться?

– Что за сексизм?! – возмущается Каша, уперев руки в бока.

Тор покорно добавляет:

– И мальчиков, конечно, тоже.

С нитками и иголками я дружу примерно так же, как с кастрюлями и сковородками: то есть никак. Зато руку неожиданно поднимает Оксана:

– Я могу. Я люблю шить.

– Супер, – радуется Каша. – А то уж я думал, придется одному штопать кружавчики на ваших панталонах!

Больше никто не вызывается. Я оборачиваюсь, чтобы спросить Оксану и Кашу, идут ли они домой, но они так увлечены разговором, что, кажется, совсем про меня забыли. Чувствую неприятное жжение в груди и с недоумением прислушиваюсь к новому ощущению. Как будто кто-то тушит о грудную клетку сигарету, только изнутри. Это что… ревность? Боже, так и есть! До чего глупо! И все же… Оксана запрокидывает голову и смеется. Они обмениваются телефонами. Понимают друг друга с полуслова. Им хорошо без меня.

Я резко отворачиваюсь и сцепив зубы иду к выходу из актового зала.