Самый синий из всех

– Привет. Надеюсь, Вольфганг Амадей тебя не напугал.

В дверном проеме стоит Андрей. От него, как всегда, пахнет свежестью, хвоей и тем странным необъяснимым ароматом, которым пахнут все богатые люди. Что-то вроде наночистоты. Влажные после душа волосы, белозубая улыбка, Apple Watch на запястье… А джинсы и рубашка так безупречно выглажены, что складок нет даже там, где они в принципе обязаны быть. Под мышками, например, или на сгибе локтя.

– Проходи.

Андрей отходит чуть в сторону, пропуская меня внутрь, и я с трудом подавляю желание ткнуть его локтем под ребра. Во-первых, чтобы убедиться, что он настоящий, а во-вторых, чтобы хотя бы немножко помять рубашку.

– А разве вашего водителя зовут не Кирилл? – бормочу я, стаскивая ботинки. Андрей прыскает от смеха, но тут же закашливается, маскируя веселье:

– Так и есть. А Вольфганг Амадей – это Моцарт. Дверной звонок.

Вот черт! Если это был какой-то экзамен, я его только что с треском провалила. Да и носки с утятами смотрятся на белом мраморном полу несколько… неуместно. А впрочем, почему только носки? Я вся целиком – от макушки до утят – здесь не к месту. Я поджимаю пальцы. Держитесь, утята. Прорвемся.

– Показать тебе дом? – вежливо спрашивает Андрей. Отказаться было бы грубо, поэтому я так же вежливо киваю. Еще немного, и кто-то из нас начнет делать реверансы. Интересно, здесь есть колокольчик для слуг?

– Сколько тут комнат?

– Четыре на первом этаже и шесть на втором. Еще две ванные и большая лоджия.

Прямо из коридора мы попадаем в гостиную с округлой стеной и четырьмя панорамными окнами. Справа убегает вверх лестница с белоснежными перилами, а за ней виднеется кухня.

– Комнаты слева – это спальня и кабинет моего отца. Туда… туда не надо ходить.

Кухня хищно скалится на нас приоткрытой духовкой. Все блестит, словно мы в спасательной капсуле космического корабля. Нет ни крошек, ни старых полотенец, ни чашек с остатками кофе. Я вспоминаю нестройный ряд тарелок и кастрюль, который обычно тянется от плиты до самой раковины у меня дома, и смущенно переступаю с ноги на ногу. Вернусь и помою. Честно.

Мы поднимаемся на второй этаж.

– В том конце гостевое крыло. Там две спальни и голубая гостиная, ничего интересного.

Господи, гостевое крыло, голубая гостиная, лоджия… Вызовите Джейн Остин!

– А это библиотека.

Мы входим в просторную темную комнату. У стены справа притаились шкафы-великаны. Книги внутри выглядят так, словно их ни разу не открывали. Слева прячутся за плотными шторами прямоугольники окон. Перед ними три кресла и небольшой одноногий стол.

Андрей включает свет, и я невольно делаю шаг назад. То, что в темноте казалось узором на обоях, на самом деле – десятки рамочек с синими бабочками под стеклом. Ими покрыта почти вся центральная стена, от пола до потолка.

– Знаешь, как называется человек, который коллекционирует бабочек? – спрашивает Андрей, проходя вперед и поправляя одну из рамочек. – Лепидоптерофилист.

– Звучит жутко, – ежусь я.

– И выглядит, по-моему, тоже. Все, пошли в мою комнату. В столовой смотреть нечего.

Он выглядит таким замкнутым, что я неловко шучу:

– Всего одна столовая? А где же бальный зал? Уф, я разочарована.

Андрей посылает мне мимолетную улыбку и распахивает последнюю дверь в конце коридора. Клянусь, если бы внутри оказались колонны и телевизор размером с футбольное поле, я бы ушла. Но его комната на удивление обычная. Больше моей, конечно, но в остальном те же кровать, стол, ноутбук.

– А там что?

– Моя гардеробная.

Беру свои слова обратно!

– Присаживайся, пожалуйста. – Андрей кивает на кресло возле компьютерного стола. Оно такое высокое, что я едва касаюсь пола пальцами ног. Съехав чуть вниз по сиденью, я кладу руки на подлокотники, отталкиваюсь и начинаю задумчиво крутиться. Поворот – и наши взгляды встречаются, поворот – и наши взгляды встречаются…

– А где же всякие грамоты, медали, кубки? Статуэтка «Оскара»?

Андрей пожимает плечами и прячет руки в карманах.

– Они у отца в кабинете. И их совсем не так много, как ты думаешь.

Я делаю очередной поворот и с трудом удерживаюсь от того, чтобы не завопить что-то вроде «Уи-и-и». Вместо этого я откидываю голову на спинку кресла и принимаюсь разглядывать потолок, словно в жизни ничего интереснее не видела. Над плоским колпаком люстры виднеется лепнина – какие-то гипсовые вензеля. Хорошо хоть не херувимы…

– Прости. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, – честно признаюсь я. – Я, конечно, знала, что ты из богатой семьи… Но для меня все это как-то слишком.

– И для меня.

Я скольжу взглядом по комнате. Зацепиться не за что: ни безделушек, ни плакатов, ни грязных носков… Андрей тихонько кашляет. Мы смотрим друг на друга, пока внутри меня не начинают взрываться петарды. Становится трудно дышать, но я не могу отвести взгляд, потому что…

– Приступим? – прочистив горло, предлагает Андрей.

Я киваю. Он подходит вплотную и вдруг наклоняется надо мной. В распахнутом воротнике рубашки виднеется ключица, и мне немедленно хочется ее нарисовать.

А еще поцеловать.