Самый синий из всех

Я сажусь рядом, и Оксана тут же кладет свою голову мне на плечо. Открываю рот, чтобы спросить, как она, но не успеваю. Из-за поворота появляется высокий врач в распахнутом халате. У него очень худое лицо с резкими чертами. Глаза под широкими бровями кажутся холодными, злыми и… смутно знакомыми. Я прищуриваюсь, склонив голову набок. Где же я могла его видеть?

– Родственники Егора Герца присутствуют?

Мне почему-то чудится в его голосе совершенно неуместная издевка. Говорит он с нами, но смотрит только на Андрея.

– Я его подруга. Его девушка. – Оксана взволнованно делает шаг вперед.

Врач бросает на нее насмешливый взгляд и с оскорбительной медлительностью проговаривает:

– Де-е-евушка. Ясно. О состоянии несовершеннолетнего пациента имею право разговаривать только с родителями или опекуном.

Он разворачивается, чтобы уйти, и я всего на мгновение вижу его лицо в профиль. Вспышка узнавания пронзает сознание. Это же…

– Пап, – тихо произносит Андрей.

Мужчина останавливается. Недовольно морщит губы и нарочно медлит с ответом.

– Он стабилен, – все-таки проговаривает он холодно. – Внутренних повреждений нет, но сломано два ребра. Чудо, что нож не задел внутренних органов. Череп тоже не пробит, сотрясения нет. Он уже пришел в себя. На ночь оставлю под наблюдением в своем отделении, а дальше пусть выметается. Семен наложит ему швы и отвезет в палату.

– Если можно, не звоните его родителям, – робко просит Оксана. – Мы сами…

– Он несовершеннолетний, естественно, я позвонил его родителям! – нетерпеливо перебивает отец Андрея, делая особое ударение на слове «естественно». – И естественно, им не дозвонился. Абсурд, как только эти люди… Знать не хочу, что там у них происходит. Но утром, если никто за ним не явится, придется вызвать бригаду из детской. Пусть переводят его и сами разбираются. Это меня не касается.

Оксана прикусывает губу, а внутри меня медленно, но неотвратимо нарастает возмущение.

– Андрей, на два слова.

Они отходят в сторону, но недостаточно далеко. Мне прекрасно слышны их голоса, и почему-то… почему-то кажется, что это не случайно. Отец Андрея намеренно унижает его у нас на глазах.

– Почему Семен мне звонит и говорит, что мой сын привез в травму какого-то бомжа? Почему не ты?

– Не хотел отрывать тебя от работы.

– Как любезно с твоей стороны. Только мы, кажется, договаривались, что ты не будешь больше общаться с этими людьми.

Андрей, ссутулившись, отводит взгляд:

– Мы не общаемся. Я просто помог.

– У них нет будущего. У тебя – есть. Если будешь держать свое слово и делать, как договаривались. Это понятно?

Волна внутри меня превращается в цунами. Вспыхнув, я делаю шаг в сторону Андрея и его отца, но Оксана хватает меня за руку и едва заметно качает головой. «Не вмешивайся», – беззвучно произносит она одними губами.

– Понятно? – с нажимом повторяет отец Андрея.

Андрей стискивает кулаки с такой силой, что костяшки пальцев белеют, и выталкивает из себя всего одно слово:

– Да.

– Не удивлен. Но разочарован.

– Погоди. – Андрей хватает отца за рукав халата. – Можно нам к нему? Пожалуйста. Только один раз, обещаю. Сделаю, что скажешь.

Мужчина раздраженно вырывает руку и, резко кивнув, уходит. Он шагает так быстро, что расстегнутый халат развевается за его спиной, словно супергеройский плащ. Андрей с размаха ударяет кулаком в боковую стенку кофейного автомата. Звук получается таким громким, что я вздрагиваю, а Оксана вскрикивает. Ее голос – тихий, слабый – приводит Андрея в себя. Он испуганно поворачивается к нам, будто забыл, что мы рядом. Что мы видим…

Андрей отворачивается, пытаясь взять себя в руки. Через несколько мгновений, когда он подходит ближе, его лицо кажется почти спокойным, непроницаемым. Меня пугает и завораживает этот самоконтроль. Насколько тверда его маска? Насколько она тяжела? И сколько времени пройдет, пока он не рухнет под ее весом…

– Пошли? – отрывисто зовет Андрей.

Мы с Оксаной неловко суетимся, собирая вещи, и идем за ним следом. Кроссовки оставляют на полу грязные следы. Я бросаю быстрый взгляд на Оксану: мы обе выглядим так, словно потерпели кораблекрушение и теперь несем на себе обломки своих кораблей.

В стационарном отделении Андрей здоровается с медсестрой на посту, как со старой знакомой, и вместе с бахилами получает от нее добродушный щипок за щеку.

– Заходи почаще, а то некому стало конфеты есть, – улыбается она. – Идите. Игорь Юрьевич только на пять минут разрешил.

Перед палатой Егора Оксана замедляет шаг. Замирает. В панике переводит взгляд с Андрея на меня и обратно и выставляет дрожащую руку вперед, будто пытается от чего-то защититься.

– Не могу… Не могу.

Я молча беру ее за руку. Стискиваю ладонь, пропускаю цвета сквозь себя и изо всех сил пытаюсь поделиться с ней своим теплом. Андрей повторяет мое движение. Он посылает Оксане ободряющую улыбку и шутливо бодает ее лбом в плечо.

– Мы с тобой, – твердо говорю я.

Оксана крепко сжимает наши ладони. Мы входим внутрь.