Самый скандальный развод

– Гадина! Дворняжка! Отребье! Деклассированный элемент! – с яростью кричала Адочка, держа на расстоянии вытянутых рук всю перепачканную Афродиту. «Йоркширская терьерша» отыгралась сполна после «дня красоты», после всех мучений со стороны хозяйки, которые стоически сносила в течение многих часов, она в полной мере ощутила истинный вкус свободы. Фродя почувствовала полное отсутствие каких бы то ни было ограничений в первой попавшейся куче навоза и тут же воспользовалась случаем, от души в ней извалявшись.

– Ты будешь наказана! Наказана! Наказана! – к крику Адочки (которая в качестве репрессии не придумала ничего лучшего, как привязать «деклассированный элемент» к одной из двух уцелевших на нашем огороде яблонь), прибавился истошный рев Кузи и душещипательный лай узницы.

И тут я боковым зрением увидела Лялю, бабку Шуру, Афанасия, Попову в бейсболке; староста мельтешила на заднем плане... Все они пытались замешаться в нашей бестолковой шумной толпе и проникнуть, таким образом, на участок, где рассчитывали ненавязчиво приобщиться к всеобщему веселью. Видимо, сегодня был как раз тот день, когда все деньги Власа были пропиты.

– Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! – поприветствовала гостей Адочка – она вышла за калитку, стряхивая с рук капли воды. – А что вы тут стоите? Что? Почему не проходите?

– Да вот не можем Иннокентия из машины вытащить, – посетовала Икки.

– Кто такой? Вон тот? – деловито спросила моя кузина и, получив утвердительный ответ, решительно села в машину рядом с Бывшим бабушкиным учеником. – Выходи, – сказала она ему таким тоном, будто говорила «торг здесь не уместен».

Иннокентий даже не удостоил ее взглядом.

– Выходи, сказала! Выходи! Выходи! Выходи!

Реакция «женатого чеговека» оставалась неизменной. Тогда Адочка не говоря ни слова, вцепилась в его шею точно так же, как Иннокентий в кресло, и принялась душить его по-настоящему. Это возымело свое действие – Бывший бабушкин ученик заговорил:

– Пусти! – сипло взвизгнул он.

– Вылезай!

– Чегтова кукла! – еще слабее просипел он, но кресло не отпускал.

– Выходи!

Мне показалось, что лицо Иннокентия посинело, я не выдержала и воскликнула:

– Адочка, оставь его! Пусть сидит, где хочет!

– Да, это уж слишком, – поддержал меня Аркадий Серапионович.

– Господи! Чего будет-то! – пробормотала Огурцова и торопливо перекрестилась.

Но Адочка, казалось, не слышала ни меня, ни Пулькиного поклонника, ни Анжелку – перед ней была поставлена цель, и она решила добиться ее во что бы то ни стало: даже если бы из машины в конце концов пришлось вытащить бездыханное тело Конструктора упаковок для микроторпед.

– Ой! – прошептала Света и взялась за голову.

Всем вдруг стало ясно, что Адочка шутить не намерена.

– Выходи, – бесстрастно повторила сестрица, и Иннокентий, хватая ртом воздух, наконец отцепился от переднего кресла. Адочка быстро открыла дверцу и пинком буквально вышибла его из Пулькиной машины.

– Дугилка кагтонная! – отдышавшись, крикнул тот.

– Сам дурак! – тут же нашлась Адочка и как ни в чем ни бывало снова спросила, почему мы все здесь стоим. Вдруг она увидела в толпе Нонну Федоровну. – А эта воровка что тут делает? А эти старухи? Они что, тоже приехали? И эти, на коленках?

– Нет, Ада, они пришли меня обворовывать, – с усмешкой тихо пояснил Влас.

– Обворовывать? Обворовывать?! – Кузина замолкла на минуту – видимо, что-то прокручивая в мозгах, а потом распорядилась: – Те, кто приехал к нам с сестрицей в гости, пройдите за калитку. Да! Пройдите! – Гости повиновались.

Мы все уже были за забором, на участке, когда Адочка вытащила из сумки-сардельки хвойный освежитель воздуха и, подойдя вплотную к тем, кто пришел обворовывать Власа, неожиданно для всех направила мощную струю прямо на Попову, а потом и на всех остальных. Проделала она это так быстро и с таким спокойствием, будто побрызгала после себя в туалете, развернулась и закрыла калитку на замок.

Буреломцы сначала даже не поняли, что произошло, а когда поняли, было уже поздно – мы все находились в безопасной зоне – у себя на огороде.

– Я говорикала, что она ненормальная! – доказывала базарным голосом Попова, хватаясь грязными руками за глаза.

– Да я сейчас, блин, забор снесу! Убью гадину! – вопил Афанасий со слезами на глазах от хвойного аэрозоля.

– Убить семиселку! – выдвинула лозунг баба Шура.

– Эва! – нараспев протянула староста. – В глаза дрянью всякой!

– Сейчас вообще ружье принесу, всех перестреляю! Всех! Всех! – истерично прокричала Адочка из укрытия, а Попова с мудростью мыслителя, почти пророчески, проговорила:

– Не связувайтесь! И прибьет! Забьет, как порося, кого хошь! – и поспешила домой.

– Ну, настоящий пиндрекс! – только и могла сказать Ляля. Она стояла и протирала глаза, а потом облизывала руки – думала, наверное, окосеть посредством спиртсодержащего хвойного освежителя воздуха.

Толпа постепенно рассосалась – буреломцы никак не ожидали такого поворота событий.

– Ничего себе! – ошеломленно прошептал Влас. – Вот как с ними надо, а мы-то прятались от них в лесах, чертополохе и болоте!